Грустное кино - Терри Саутерн

Борис вздохнул, качая головой.

– Ничего там у него не показывают, – сказал он мягко, даже грустно. – Как раз это я и пытаюсь тебе втолковать. Там даже не начали ничего показывать. Никакой эрекции, никакого проникновения… ничего. А кроме того, все это чепуха… любительство, вроде того материала, который мы сегодня вечером посмотрели. Плохая игра, плохое освещение, плохая камера, вообще все плохо. В порнофильмах, по крайней мере, можно видеть, как люди реально ебутся… а в подпольном кино все только представляется, предполагается – эрекцию и проникновение там никогда не показывают. Так что подпольное кино вообще в счет не идет. Я вот что хочу выяснить: почему порнофильмы всегда так нелепы и смехотворны? Почему невозможно сделать хотя бы один по-настоящему хороший – знаешь, действительно красивый и эротичный? – Это было сказано с неопровержимым чистосердечием.

Несмотря на действие марихуаны, Сид ответил быстрым машинальным кивком (такому поведению в определенных серьезных обстоятельствах научили его многие годы существования в качестве подпевалы).

– Ну да, – выжидательно протянул он, явно сбитый с толку.

– Я вот что имею в виду, – продолжал Борис. – Предположим, этот фильм был бы сделан в студийных условиях – полнометражный, в цвете, красивые актеры, классное освещение, сильный сюжет… как бы он тогда выглядел?

– Черт, даже представить себе не могу, – признался Сид.

– Я тоже, – сказал Борис и после небольшой паузы добавил: – Мне просто интересно, возможно ли это.

Сид, теперь принимая все это за идеально-абсурдную шутку на его счет – шутку самой Жизни, – не слишком обеспокоился.

– Возможно ли это? Конечно. У тебя камера есть? Тогда ты можешь завтра же начать съемку. Ты сможешь взять… так-так, посмотрим… ты сможешь взять Крошку на главную роль и меня… ха-ха, мы будем работать в кредит… – Он опустил голову, смеясь – на самом деле плача и мрачно думая о бесцельности всей этой болтовни, о том, что Б. все-таки отвергает то дельце с «Метро». – Вот теперь ты, похоже, и впрямь, на хуй, свихнулся, ты это понимаешь? – Последнюю фразу Сид выговорил сквозь приглушенный волосатой ладонью всхлип – и тут как раз прибыла Крошка с предыдущей мини-юбочной старлеткой Леса на буксире.

– У меня здесь для вас свежачок, мальчики! – заорала она. – Дырка в жопе – последнее дело на свете! – И она принялась хвататься за Сидову ширинку.

– Брось, бога ради, – в притворном гневе отозвался Сид, имитируя каратистские удары по ее руке. – Дай мне сперва малость возбудиться!

– Но ты ей нравишься таким, какой есть, – объяснила Крошка с экстравагантным выражением отчаянной невинности, – коренастый, жирный, волосатый, простодушный… жидовская морда!

Демонстрируя озлобленную, усталую терпимость, Сид закрыл глаза.

– Вот это классно, – пробормотал он. – Именно то, что мне сейчас требовалось. Что-то вроде расистской… расистской аллюзии. «Расисткая аллюзия» – так ты это называешь?

– На самом деле, – продолжила Крошка, сверкая глазами в сторону Б., – ее вот этот мистер Царь Педрил больше интересует. – Она припечатала очаровательную старлетку к Борису. – Она говорит, что рада бы ему хуй пососать. Верно, мисс Пилигрим?

– Ах, Крошка, в самом деле! – захлебнулась прелестная девушка. – Ты просто ужасна!

– Ну ладно, – сказала Крошка, которой вдруг все это наскучило. – Короче, вот она – мисс Пенни Пилигрим, если вы можете в это поверить. И она хочет сняться в кино. Так что вперед, мальчики, – проебите ей все мозги. – Она захихикала, игриво – хотя и не совсем – толкнула девушку прямо на них, а затем унеслась прочь.

Сид ладонью стряхнул со своего пиджака пролитую выпивку и пепел.

– Блин, я весь мокрый!

– Ах, простите! – воскликнула девушка и попыталась ему помочь. При этом она так наклонилась, что ее предельно короткая мини-юбка обнажила загорелые бедра и драгоценную, идеально округлую попку, точно подарок, завернутую в голубые как лед трусики с белой окантовкой. Борис потрогал кружевной краешек, а затем похлопал девушку по заднице. Мисс Пилигрим, не меняя положения, повернула к нему голову и мило улыбнулась.

– У тебя чудесная попка, – сказал Б.

– Ах спасибо, сэр. – Девушка выпрямилась, развернулась к нему и сделала аккуратный книксен. Выглядела она лет на шестнадцать: сплошные ямочки, ляжки и свежие грудки, а еще – короткие пушистые волосы медового цвета и сладенькая улыбка.

– Ну что, мочалка, – грубо спросил Сид, – хочешь сняться в порнофильме?

– Я бы хотела сняться в одном из фильмов мистера Бориса Адриана. – Девушка по-прежнему глядела на Б. с выражением, близким к восхищению. – Я хотела бы этого больше всего на свете. Борис улыбнулся и взял ее за руку.

– Ты очень миленькая, дорогуша. Как тебя зовут?

– Пенни. Пенни Пилигрим. Я видела все ваши картины и думаю, что вы самый великий режиссер в мире.

– Погоди, ты еще его нового порнофильма не видела, – проворчал Сид. – С Тейлор и Бартоном. Колоссально. Впрочем, у нас тут небольшая проблема с распространением – проектор в канализационную трубу не влазит.

– А как тебе понравились эти фильмы? – спросил Борис, нежно притягивая девушку в кресло рядом с собой. Теперь она там как следует уселась – сама благопристойность: коленки вместе, руки сцеплены как раз у края мини-юбки. Пенни изобразила осторожное, но определенное отвращение.

– Ах, господи, по-моему, они просто ужасны. Я больше не смогла их переносить после первых двух – я вышла на воздух. Думаю, большинство девушек сделали бы то же самое… кроме, знаете ли, немногих, – добавила она вполголоса, неловко оглядывая террасу, ибо все это время Крошка где-то хихикала и посвистывала, крича: «Поебись со мной, деточка, поебись!»

– Понятно, – сухо сказал Сид. – Видишь ли, вот чего мы собираемся добиться в нашем новом проекте – мгновенного облома аудитории. Это типа такой новый фокус. Вроде того, что было на уме у камикадзе.

Ни Борис, ни девушка никакого внимания на замечание Сида не обратили.

– А была там хоть какая-то сцена, – спросил Б., – которая, знаешь, тебя заинтересовала?

Очевидная искренность вопроса наряду со страстным желанием угодить заставила девушку воспринять все это очень серьезно. Старательно морща лоб, Пенни немного подумала.

– Нет, – наконец призналась она. – Там правда ничего такого не было – разве что та сцена, в которой героиня делала макияж… в самом первом, когда она сидела перед зеркалом, накладывая губную помаду… как раз перед тем, э-э, как случилось… в общем, то, что случилось.

Девушка сказала это с абсолютно правильным сочетанием застенчивости и самоуничижающей улыбки, словно бы давая знать о возможности, по крайней мере в их глазах, своего провинциального невежества – хотя предпочтительно, ясное дело, своей провинциальной невинности.

– Не думаю, что у того черномазого был настоящий член, – сказал Сид. – Думаю, у него был искусственный.