Золотой петух. Безумец - Раффи

в тяжелое раздумье. Возле ягненка сидел Кало и держал его за ногу, чтобы тот не убежал.

Только у Кало был беспечный вид, и он с любопытством поглядывал вокруг: все вызывало у него изумление и восторг.

— Дядя, у барина есть маленький сын?

— Нет, — рассеянно ответил Авет.

— А кто же будет играть с ягненком?

Авет ничего не ответил. В эту минуту кто-то окликнул его:

— А, это ты, братец Авет!

Авет встрепенулся и, оглянувшись, увидел приказчика из лавки. Он низко поклонился ему.

— Ты пришел повидать барина? — спросил приказчик.

— Как же я уеду, не повидав его, — ответил Авет.

— А это ты, наверно, для него привез, — сказал приказчик, указывая на ягненка.

Авет утвердительно кивнул головой. Приказчик вошел в лавку, и через несколько минут Авета позвали туда, а две жертвы остались ждать у порога.

С трепетом войдя в лавку, Авет еще с порога низко поклонился невысокому пожилому человеку, сидевшему за конторским столом и что-то искавшему среди бумаг.

Поклон Авета не был замечен: барин был слишком поглощен своим занятием. Почесав в смущении затылок, братец Авет нерешительно кашлянул, чтобы привлечь его внимание. Тот поднял голову и заметил посетителя. Авет отвесил ему низкий поклон.

Ага[2] умел быть вежливым, особенно с теми, с кем у него были денежные расчеты. В таких случаях он становился даже угодливым. И сейчас при виде крестьянина притворная улыбка появилась на его угрюмом лице.

— Здравствуй, братец Авет, как живешь-можешь, как твои домашние, все ли здоровы? — проговорил он, хотя никого из семьи Авета не знал.

— Мы не перестаем молиться всевышнему за тебя, ага.

— Ну, а как скот, как нынче пашня?

— Скотина, слава богу, цела, а посевы погибают: зима выдалась бесснежная, и, как на грех, нынче дождей выпадает мало — видно, грешны очень… Ходили мы к священнику, он заглянул в эфрем-верди[3] и сказал, что бог прогневался на нас…

Суеверие крестьянина было на руку купцу. Он не преминул воспользоваться этим.

— Вот видишь, я был прав, — сказал он. — Сколько раз я предупреждал вас, что, когда берете в долг, нужно возвращать вовремя. Но вы глухи к моим словам, вот бог вас за это и наказывает. Недаром ведь говорится: «Бери и возвращай», а не «Бери и присваивай». Я не о тебе веду речь, братец Авет, ты человек хороший и твой покойный отец тоже был хороший человек. А вот этот негодяй Гео Татосов еще год назад занял у меня двадцать рублей и с тех пор глаз не кажет.

— Совестно ему, ага, — сказал Авет робко, — надо пожалеть беднягу, семья у него большая, — где он возьмет, если у него нет. Но он обязательно вернет долг, не возьмет греха на душу.

— А меня не надо пожалеть, а у меня нет семьи, — сердито ответил ага.

— Бог даровал вам все, божьей милостью пусть умножатся ваши богатства, а Гео — нищий.

— Послушай, братец Авет, ты человек умный, а не можешь понять одного, — мягко перебил его ага, — если каждый будет брать у меня и не возвращать, я буду таким же нищим, как и вы.

— Это вы правильно изволили молвить, ага, но все же этого беднягу Гео надо пожалеть; когда у него будут деньги, он вам вернет, не обманет. Ты наш отец, ага; на небе бог, а на земле ты, на тебя одного вся надежда… Недоедаем, недопиваем, последнее отнимаем у детей и отдаем тебе, чтобы освободить душу от долгов.

Ага начал рыться в куче бумаг, лежавших перед ним, и, найдя вексель Авета, передал его одному из своих приказчиков.

— Авет, как видно, принес деньги, — сказал он, — проверь, сколько он должен, и произведи с ним расчет.

Понимая, что ага не расположен продолжать беседу, Авет подошел к приказчику и, вытащив из-за пазухи кучу денег, не считая, положил их на прилавок.

Поручив приказчику произвести расчет с крестьянином, Масисян действовал по способу охотника, натравливающего свою легавую на дичь.

Пересчитав деньги Авета, приказчик проверил вексель, взял счеты и, постукав костяшками, сказал:

— Деньги, которые ты принес, покрывают только часть долга, за тобой остается еще пятьдесят рублей.

Авет пришел в ужас.

— Как же так, я всего-то должен пятьдесят рублей, — сказал он сдавленным голосом, — а деньги, которые я только что принес, куда пойдут?

— А проценты ты не считаешь? — грубо отрезал приказчик. — Эти деньги с трудом покроют проценты.

Видя, что между крестьянином и приказчиком разгорается спор, ага счел нужным вмешаться.

— Братец Авет, мы с тебя лишнего не возьмем, не надо сердиться. Григор, — обратился он к приказчику, — скинь-ка немного проценты. Авет свой человек, не надо его обижать. Дай ему кой-какого товарцу из лавки на подарки ребятишкам. Скоро пасха — пусть порадуются.

При подсчете купец и приказчик, конечно, обманули крестьянина, раздув его долг, а для отвода глаз всучили ему подарки. Это была обычная уловка Масисяна. Авету дали два цветных платка и несколько аршин дешевого ситца. Он был очень доволен подарками и благодарил барина.

Между тем приказчик написал новый вексель и передал его Авету, сказав ему, чтоб он приложил к нему палец, предварительно обмакнув его в чернила. Такова была «подпись», которую ставили неграмотные крестьяне на денежных документах. Авет покорно выполнил эту процедуру.

А тем временем Кало томился на улице в ожидании дяди. Он то и дело робко заглядывал в лавку и тотчас прятался, боясь, что его заметят.

Покончив с делами, Авет вспомнил о ягненке, которого он привез в подарок барину, и, кликнув Кало, велел принести его.

— A-а, это твой пасхальный подарок? Пошли тебе бог долгой жизни, — сказал Масисян, с любопытством глядя на Кало. — Чей это мальчик? — спросил он.

— Это сынок моего покойного брата.

— А ну-ка, подойди поближе, медвежонок, я хочу поглядеть на тебя, — сказал ага.

Кало от смущения в жар бросило: впервые в жизни приходилось ему разговаривать с таким важным господином.

— Сколько ему лет? — спросил ага, обращаясь к Авету.

— Недавно сравнялось двенадцать, — ответил Авет.

— А на вид ему можно дать все пятнадцать. Вот что значит привольная деревенская жизнь…

Интерес господина Масисяна к маленькому Кало не был праздным: жена давно уже просила его, чтобы он нанял в домашние слуги какого-нибудь мальчика, непременно деревенского, так как она считала, что все городские мальчишки — сорванцы, не чисты на руку и не заслуживают доверия, а деревенские — простодушные и честные.

Барину пришла в голову мысль забрать у Авета мальчика.

— Послушай, братец Авет, — начал он вкрадчивым тоном, — твой покойный брат был хорошим человеком, упокой господь