От Лукова с любовью - Мариана Запата

А Галина Петрова не уступила бы даже мизинца.

Но уже не в первый раз она упомянула о том, что мне нужно заняться тренерской работой. В последние несколько месяцев, когда ситуация становилась… все более безнадежной, когда моя надежда найти другого партнера стала таять, она, не церемонясь, но и не торопя меня, как бы невзначай заводила со мной разговор об этой возможности. Просто говоря: Джесмин, ты будешь тренером. Да?

Но я все еще не была готова к этому. Мне казалось, что стать тренером значит сдаться, а… я не была готова. Еще не готова. Еще нет, твою мать.

Но, может быть, пришло время? – прошептал в моей голове какой-то ворчливый, хнычущий голосок, отчего у меня все сжалось внутри.

Галина, словно чувствуя, что происходит в моей голове, снова фыркнула:

– У меня много дел. Отрабатывай прыжки. Ты не отдаешься этому полностью, потому что слишком погружена в свои мысли, вот почему ты падаешь. Вспомни, как было примерно семь лет назад, – сказала она, все еще внимательно глядя на лед. – Перестань думать. Ты знаешь, что делать.

Я не думала, что она замечает мои трудности с тех пор, как стала тренировать кого-то другого.

Но ее слова запали мне в душу, и я точно припомнила то время, о котором она говорила. Она была права. Мне тогда было девятнадцать лет. Это был самый неудачный сезон в моей одиночной карьере, еще до того, как я осталась без партнера и каталась одна. Тот сезон стал стимулятором для трех следующих сезонов, которые привели к тому, что я стала кататься в паре, кататься с партнером. Я была слишком погружена в свои мысли, слишком долго все обдумывала и… ну, если я и совершила ошибку, перейдя из одиночного катания в парное, то теперь было слишком поздно сожалеть об этом.

В жизни всегда нужно делать выбор, и я свой сделала.

Кивнув, я подавила в себе давнишний стыд, всколыхнувшийся при воспоминании о том ужасном сезоне, о котором я все еще думала, оставаясь наедине с собой, и мне стало жаль себя больше, чем обычно.

– Именно это беспокоило меня. Я подумаю. Увидимся позже, Лина, – сказала я своему бывшему тренеру, секунду повертев браслет на запястье, потом уронила руки и встряхнула их.

Галина быстро скользнула взглядом по моему лицу, после чего с серьезным видом опустила подбородок и вновь обратила свое внимание на каток, с выраженным акцентом выкрикнув что-то насчет слишком замедленного прыжка.

Сняв чехлы с коньков и положив их на обычное место, я вышла на лед и сосредоточилась.

Я смогла это сделать.

* * *

Ровно через час я была такой вспотевшей и усталой, словно тренировка продолжалась уже три часа. Проклятие, я размякла. В конце я исполнила небольшую комбинацию прыжков – серию или по меньшей мере один прыжок, за которым тут же следовал второй, иногда еще два прыжка – но, откровенно говоря, я была недовольна собой. Я приземлялась, но с большой осторожностью, вихляя и каждый раз стараясь удержаться, в то же время прилагая все силы к тому, чтобы сконцентрироваться на них, и только на них.

Галина была права. Я была рассеянна, но я не могла понять, что именно отвлекало меня. Может быть, мне действительно нужно было скорее заняться самоудовлетворением, или пробежкой, или еще чем-то. Всем, чем угодно, лишь бы прочистить мозги или, по крайней мере, избавиться от этого ощущения паники, которое все время преследовало меня как призрак.

Я вернулась в раздевалку и, испытав лишь легкое раздражение, обнаружила на дверце своего ящика чистый желтый самоклеящийся листочек. У меня не возникло никаких мыслей. Месяц назад генеральный директор КЛ оставила мне похожую записку с просьбой зайти к ней в офис. Все, что она хотела, – это предложить мне работать с начинающими. Опять. Я представления не имела, почему она думает, что я – достойный кандидат для того, чтобы обучать маленьких девочек – практически малышей, – и я сказала ей, что меня это не интересует.

Итак, когда я, сорвав записку с ящика, не спеша прочитала: Джесмин, зайди перед уходом в офис ГД – дважды, только для того, чтобы убедиться, что я прочитала все правильно, мне в голову не пришло ничего другого, кроме того, что, независимо от того, чего хочет от меня ГД, мне стоит поторопиться, потому что нужно было возвращаться на работу. Мои дни были расписаны по минутам. Мой график можно было найти практически повсюду – в телефоне, на листках бумаги, которые валялись в машине, в сумках, в моей комнате, на холодильнике, – чтобы ничего не забыть и не нервничать. Мне важно было быть дисциплинированной, подготовленной и постоянно отслеживать время, чтобы оставаться пунктуальной. А поэтому мне нужно было пропустить горячую ванну и отказаться от макияжа, чтобы вовремя прийти на работу, либо предупредить начальника.

Вытащив телефон из сумки, я, не закрывая ящик, напечатала сообщение, поблагодарив, как обычно, проверку орфографии, облегчающую мою жизнь, и отправила его маме. Она никогда не расставалась с телефоном.

Я: ГД КЛ хочет поговорить. Не могла бы ты позвонить Мэтти и сказать ему, что я приду чуть позже, как только смогу.

Она ответила мгновенно.

Мама: Что ты делаешь?

Закатив глаза, я напечатала ответ. Ничего.

Мама: Тогда зачем тебя вызывают в офис?

Мама: Ты опять обозвала чью-то маму грязной шлюхой?

Разумеется, она так и не забыла об этом. Никто не забыл.

Дело было в том, что я не рассказывала ей о том, что ГД раза три просила меня зайти к ней в офис и пыталась поговорить со мной о тренерской работе.

Я: Не знаю. Может быть, не приняли мой чек за прошлую неделю.

Это была шутка. Ей лучше, чем кому-либо другому, было известно, сколько стоят тренировки в КЛ. Она оплачивала их более десятка лет.

Я: Нет. Я больше не обзывала ничью маму грязной шлюхой, но другие грязные шлюхи это заслужили.

Зная, что она ответит почти немедленно, я положила телефон обратно в шкафчик и решила, что напишу ей через минуту. В рекордное время приняв душ и упаковав вещи, я натянула на себя нижнее белье, джинсы, майку, носки и самые удобные на вид туфли, которые я могла себе позволить. Покончив с этим, я проверила телефон и увидела, что мама ответила.

Мама: Тебе нужны деньги?

Мама: Она действительно этого заслуживала.

Мама: Ты кого-нибудь недавно толкнула?

В душе я ненавидела себя за то, что она все еще спрашивает, нужны ли мне деньги. Как будто я много лет из месяца в месяц недостаточно вытягивала их у нее. Один неудачный сезон за другим.

По крайней мере, я больше не просила их у мамы.

Я: С деньгами у меня все в порядке. Спасибо.

Я: Я больше никого не толкала.

Мама: Ты уверена?

Я: Да, уверена. Я знала бы, если бы такое случилось.