Девочка с Севера - Лия Геннадьевна Солёнова

и поплатился жизнью. Бык боднул его и, как потом выяснилось, пропорол ему мочевой пузырь. Молодой врач, осмотрев пострадавшего, сказал: «К утру проспится, будет как огурец!» А к утру тот умер. Дело замяли. Мать врача занимала какой-то пост в горкоме.

Я помню время, когда в городе спиртное продавалось свободно. Водка продавалась полулитрами, чекушками и даже шкаликами (100 грамм). Но потом был введён сухой закон, поэтому накануне праздников или каких-то торжественных событий кого-нибудь отряжали в Мурманск за спиртным. Ушлые люди регулярно совершали такие поездки. Потом продавали водку по завышенной цене в Полярном. Сейчас их назвали бы челноками, а тогда звали спекулянтами. Жаждущим спиртного их адреса были хорошо известны. Время от времени на них устраивала облавы милиция, были показательные суды, их сажали за решётку, но зло не переводилось. Особо страждущие пили одеколон. Самым лучшим для этой цели считался «Тройной», но его быстро раскупали. Однажды у бабушки печник ремонтировал печь. Закончив работу, от денег он отказался, попросил выпить. У бабушки не оказалось ничего, кроме одеколона «Сирень» сиреневого цвета. Вылив его в стакан, который подала ему бабушка, он тут же его осушил, закусил и ушёл удовлетворённый.

– А он не умрёт? – спросила я бабушку, боясь, что она его отравила.

– Не умрёт, – ответила та, выбрасывая стакан в мусорное ведро.

Я как-то забежала в аптеку купить витаминов и гематоген. Витамины сосали без разбору вместо конфет, а гематоген мы, дети, потребляли вместо шоколада. Он был гораздо дешевле шоколада. В аптеке толпились солдаты, спрашивали, какой есть одеколон. Остался только «Золотая осень». Пошушукавшись, они его и закупили. Фармацевт, поняв, для чего они его покупают, стала их увещевать: «Ослепните, калеками станете!» Перспектива слепоты их не остановила: купив, ушли, а та ещё долго изливала своё возмущение мне.

Скотного двора и бараков давно нет. Стоят многоквартирные блочные или панельные дома.

Карта побережья

Церковь Святителя Николая в Старом Полярном до революции. Впоследствии в ней помещалось управление тыла флота. К тому времени купола и колокольню снесли. Оба входа тоже упростили, они стали безо всяких архитектурных излишеств – крыши над входом и поддерживающих её резных колонн

Вид на школу. Справа от неё новый кинотеатр. Правее его одноэтажное здание – ресторан «Ягодка». В одноэтажном здании на переднем плане размещались ателье по пошиву одежды и сапожная мастерская. 1960-е годы

Дом Красной Армии и Флота (ДКАФ). Начало 1950-х годов

Советская улица в Старом Полярном. 1960-е годы

Стадион. Вид со стороны госпиталя. 1940-е годы

Стадион. На заднем плане – госпиталь, слева от него – ДКАФ. Круглые окна в нижнем этаже – бассейн. 1950-е годы

Вид от школы на деревянный мост, прямо – ДОФ, справа – госпиталь. 1960-е годы

Слева от ДКАФа виден торец дома с колонами, в котором одно время жила семья Черанёвых – маминой средней сестры – Людмилы. Фотография, скорее всего, военной поры, т. к. на лозунге написано приветствие маршалу Сталину, а после войны он был уже генералиссимусом

Памятник Сталину перед фасадом Циркульного дома. Сталин смотрит на Екатерининскую гавань. 1950 год

Причал. Подплав. 1970-е годы

Новый Полярный. Наши дни. Старые двухэтажные дома снесены, на их месте построены панельные

Мои родители

Мой отец, Геннадий Павлович Рожков, был родом из Белоруссии, местечка Высочаны Витебской области, из крестьянской семьи. Отец был последним, шестнадцатым ребёнком, рождённым в 1916 году. Его родители, отец Павел и мать Наталья, умерли до моего появления на свет. Дед Павел имел крутой нрав, а бабушка, наоборот, была мягким и добрым человеком. Половина детей умерла в младенчестве, одного взрослого сына убили во время коллективизации. Говорили, закололи вилами в яме. Да… Коллективизация… Судя даже по нашей семье, это была ещё одна гражданская война. Старший сын Арсений жил в Свердловске, дочь Анна – в Караганде. Трёх братьев отца – Степана, Ивана и Николая – я знала: после войны мы к ним ездили в гости в Белоруссию.

Крайний слева – отец, Геннадий Павлович Рожков. На побывке в Белоруссии до войны. Рядом – один из его братьев

Я не могу простить себе того, как мало знаю о семье отца, его родителях. Почему я никогда не расспрашивала его?! Когда я в детстве клянчила у родителей какую-нибудь вещь, отец неизменно приводил в пример себя. Говорил, что в мои годы у него была одна нарядная вещь – красная сатиновая рубашка с короткими рукавами, на длинные не хватило материала. И в школу он бежал без сапог, которые нёс на плече и надевал, подходя к школе. А мне, мол, всё мало того, что у меня есть. По моему тогдашнему и теперешнему мнению, было-то совсем немного, меньше, чем у некоторых других девочек. Я плохо представляла себе, как я в Полярном без туфель бегала бы в школу. Видимо, красная рубашка, которой отец размахивал перед моим мысленным взором, меня так достала, что расспрашивать о чём-то ещё более тягостном, чем единственная рубашка и сапоги на плече, мне уже не хотелось.

Брат отца – Рожков Николай Павлович. 1963 год

В 1936 году отец был призван на Северный флот. Служил на эсминце «Урицкий», который был приписан к Полярному. Там он и познакомился с моей матерью. Мама окончила семь классов, потом поступила в горный техникум в Кировске. После первой же практики в шахте техникум бросила и больше уже нигде не училась. К моменту знакомства с папой ей было девятнадцать лет. На