Выжившая. Дневник девушки из Варшавского гетто - Мириам Ваттенберг

это было только начало нескольких недель постоянных переездов из одного места в другое.

Мы сели на последний поезд, который вез гражданских пассажиров в Лодзь. Прибыв, мы обнаружили, что город находится в состоянии беспорядка. Через несколько дней он стал целью жестоких немецких бомбардировок. Постоянно звонил телефон. Отец метался из одного мобилизационного пункта в другой, получая в каждом разноцветные бумажки. Однажды дядя Аби, младший брат моей матери, неожиданно вбежал в наш дом, чтобы попрощаться перед отъездом на фронт. Он был оборван, грязен и небрит. Формы на нем не было; только военная фуражка и ранец на плечах выдавали в нем солдата. В поисках своего полка он мотался из одного города в другой.

Большую часть времени мы проводили в подвале нашего дома. Когда пришло известие, что немцы прорвали линию фронта поляков и приближаются к Лодзи, все население охватила паника. В одиннадцать часов ночи толпы людей стали расходиться из города в разные стороны. Менее чем через неделю после нашего прибытия из Цехоцинека мы собрали все необходимое и снова отправились в путь.

До самых ворот города мы не знали, в каком направлении нам нужно двигаться – в сторону Варшавы или Бжезини? Наконец вместе с большинством других евреев Лодзи мы отправились в Варшаву. Позже мы узнали, что беженцы, следовавшие за польскими войсками, отступавшими в направлении Бжезини, были почти поголовно перебиты немецкими самолетами.

На нас четверых – мать, отца, сестру и меня – у нас было три велосипеда, которые являлись нашим самым ценным имуществом. Другим беженцам, которые пытались взять с собой вещи, ценные в оставленной ими жизни, пришлось отказаться от них. По мере нашего продвижения мы видели, что шоссе завалено всевозможными предметами от шуб до машин, брошенных из-за отсутствия бензина. Нам посчастливилось приобрести у проходившего мимо крестьянина еще один велосипед за фантастическую сумму в двести злотых[2], и мы надеялись, что это позволит нам двигаться вместе с большей скоростью. Но дороги были забиты, и постепенно нас полностью поглотил медленный, но неуклонный поток людей, идущих к столице.

Миля за милей ничего не менялось. Поля засохли от страшной жары. Гигантское облако пыли, поднятое авангардом беженцев, проносилось над нами, застилая горизонт и покрывая наши лица и одежду слоями пыли. Снова и снова мы бросались в канавы на обочине дороги, уткнувшись лицом в землю, в то время как самолеты ревели в наших ушах. Ночью на черном куполе неба вспыхивали огромные красные пятна. Вокруг нас вздымались огни горящих городов и деревень.

Когда мы прибыли в Лович, город представлял собой один огромный пожар. Горящие куски дерева падали на головы беженцев, когда они пробирались по улицам. Упавшие телефонные столбы преградили нам путь. Тротуары были загромождены мебелью. Многие люди сгорели в страшном пламени. Запах паленого человеческого мяса преследовал нас еще долго после того, как мы покинули город.

К 9 сентября запас еды, которую мы взяли из дома, закончился. В пути достать что-то не представлялось возможным. Ослабев от голода, моя мать потеряла сознание и упала на дорогу. Я упала рядом с ней и дико рыдала, но она не подавала признаков жизни. Потрясенный отец побежал вперед, чтобы найти немного воды, в то время как моя младшая сестра стояла неподвижно, будто парализованная. Но это был лишь преходящий приступ слабости.

В Сохачеве нам удалось достать несколько кислых соленых огурцов и немного шоколадного печенья, похожего на мыло. И это все следовало растянуть на весь день. Найти питьевую воду было почти так же сложно, как добыть еду. Все колодцы на пути пересохли. Однажды мы нашли колодец с мутной водой, но жители деревни предупредили нас, чтобы мы не пили из него, так как они были уверены, что он отравлен немецкими агентами. Мы торопились, несмотря на пересохшие губы и боль в горле.

Внезапно мы увидели, как из трубы дома на обочине дороги поднимается голубая струйка дыма. Все остальные дома вдоль дороги были заброшенными, но здесь ощущался признак жизни. Отец побежал туда и вернулся с огромным чайником, но на лице его было странное выражение. Дрожащим голосом он рассказал нам, что увидел там, и какое-то время мы не могли заставить себя прикоснуться к этой драгоценной воде… Он нашел чайник на печи, в которой горел огонь. Рядом, на кровати, лицом к стене лежал мужчина. Казалось, он мирно спит, поэтому мой отец несколько раз позвал его. Но ответа не было. Потом он подошел к спящему мужчине и увидел, что тот мертв. Кровать была вся в крови. Оконные стекла зияли множеством пулевых отверстий.

Чайник, доставшийся нам «в наследство» от этого убитого крестьянина, стал нашим верным спутником в долгой дороге в Варшаву. Приближаясь к столице, мы встретили первых немецких военнопленных, шедших по шоссе во главе с польскими солдатами. Это зрелище нас воодушевило, но немцы не выглядели подавленными своим положением. Одетые в элегантные мундиры, они нагло улыбались. Они знали, что недолго им быть заключенными.

В Окечи, пригороде Варшавы, мы впервые поели приготовленную еду. Несколько солдат в заброшенном здании поделились с нами картофельным супом. После четырех дней и ночей, казалось бы, бесконечных путешествий мы впервые осознали, насколько мы устали. Но нам нужно было идти. Нельзя было терять ни минуты, потому что, покидая Окечи, мы видели мужчин и женщин, строящих баррикады из пустых трамваев и сорванной с улиц брусчатки: они готовились к осаде столицы.

В Варшаве мы увидели женщин, стоящих у дверей домов и раздающих чай и хлеб беженцам, которые бесконечными колоннами устремились в столицу. И в то время как десятки тысяч провинциалов входили в Варшаву в надежде найти там пристанище, тысячи старожилов столицы бежали в деревню.

Родственники, живущие в самом центре еврейского квартала Варшавы, оказали нам теплый и радушный прием, но постоянные воздушные атаки держали нас в подвале на протяжении большей части нашего пребывания у них. К 12 сентября немцы начали разрушать центр города. Нам снова пришлось двигаться, на этот раз в поисках лучшей защиты от бомб.

Мальчик на развалинах дома в Варшаве.

Сентябрь 1939 года

Последующие дни принесли нашему народу голод, смерть и панику. Мы не могли ни есть, ни спать. Сначала в новом доме на улице Зеленая нам довелось ощутить настоящий комфорт. Хозяева сбежали из города, оставив нам чистую квартиру. Здесь даже была служанка, которая напоила нас горячим чаем, и впервые после нашего бегства из Лодзи мы ели настоящую еду, подаваемую