Стален - Юрий Буйда

Впрочем, тогда я всерьез и не задумывался о собственном жилье.

А вот когда в моей жизни возник Борис Непара с его рукописью, появилось предчувствие удачи.

Утром я без спешки принял душ, заварил кофе и принялся за рукопись.

Повесть начиналась словами «Тугие ветки хлестали меня по лицу» и рассказывала о человеке, который с карабином за плечами и мачете в руках прокладывал путь в тропических джунглях, спеша к месту падения самолета, который несколько часов назад рухнул на остров, затерянный посреди океана.

Герой без устали рубил лианы под крики обезьян и попугаев, вспоминая при этом свою жизнь. Серые города с домами-казармами, пьяницы в канавах, очереди за водкой, бедность, разруха, голод физический и духовный. Хулиганистый подросток, бунтующий юнец, вступающий в борьбу с КГБ и из-за этого попадающий в психушку, молодой богатый мужчина, разочарованный в жизни и путешествующий по миру в поисках приключений.

В финале герой благополучно добирается до места крушения самолета, чтобы, наконец, встретить мечту своей жизни – красавицу Миллу, каким-то чудом выжившую в авиакатастрофе. Он несет ее на руках через джунгли, потом они долго бредут по песку вдоль линии прибоя, держась за руки, а потом стоят обнявшись на палубе яхты, которая держит курс на закат, и только плеск волн, крики чаек и стук сердец нарушают тишину бытия, и так далее…

Похоже, мультимиллионер Борис Непара достиг той стадии, когда люди начинают сожалеть о том, что пропустили что-то важное в жизни, пока гнались за успехом, и начинают задним числом переписывать свои биографии.

Таких людей среди богачей, конечно, немного, и в большинстве случаев их творческие претензии не идут дальше «свидетельств очевидца», часто лживых, но всегда любопытных. Они сколотили состояния в те смутные времена, когда понятия «лицензия» не существовало в русской природе, и пытаются объяснить, почему получилось так, а не иначе. В их откровениях нет ни слова о настоящем, глубинном, палеонтологическом злодействе, но фразы «мы были как все, кто ввязался в эту игру» или «если бы не я, то меня» красноречивы сами по себе.

Впрочем, в повести Бориса Непары вообще не объяснялось, откуда деньги у его разочарованного альтер-эго.

Мне хотелось придать биографии героя реалистичности и хоть как-то пригасить пошлые красивости, к которым так часто тянет цельных, сильных и успешных людей.

Мне показалось, что в юности начинающий бизнесмен Непара пережил что-то вроде экзистенциального потрясения, посмотрев фильм «Возвращение в Голубую лагуну» с Миллой Йовович в одной из главных ролей. А значит, будет настаивать на тропическом острове, авиакатастрофе и влюбленных на борту яхты, плывущей на закат. Что ж, даже эту парфюмерию можно поджечь, если высадить на остров каких-нибудь негодяев, например, наркоторговцев, охотящихся за героином, который был на борту рухнувшего самолета, о чем прекрасная Милла, разумеется, ни сном ни духом.

Но главное – предстояло оживить родителей героя, упомянутых мельком, друзей детства и юности, может быть, рассказать о первой любви, о той атмосфере девяностых, в которой он взрослел, превращаясь из бунтаря-идеалиста в изворотливого дельца, чтобы потом – тут нужен душераздирающий эпизод со смертью близкого человека – разочароваться в деньгах и «отправиться за мечтой». В конце концов, Милла могла быть его первой любовью, которую он почти забыл, но неожиданная встреча на острове раздула тлеющие угольки былой любви и так далее…

За две недели я написал основные эпизоды повести, после чего отослал текст Лу, и уже на следующий день Борис Непара прислал машину, которая отвезла меня в Рыбалово, в его загородный дом.

Был конец июля, вечер пятницы, мы ужинали в просторной столовой, выходившей окнами на большой пруд, обсаженный ивами и вязами. Кофе и коньяк подали на террасу, с которой открывался вид на лесистые холмы, освещенные заходящим солнцем.

Борис был в расстегнутой на груди голубовато-серой поплиновой рубашке. Он курил сигару и томно улыбался в усы. На его жене было легкое бледно-зеленое патье в мелкий цветочек. Она расспрашивала меня о литературной жизни, поглядывая на мужа, ради которого, как я понял, и затеяла этот разговор, и вежливо кивала, когда я, то и дело прихлебывая коньяк, рассуждал о безымянности подлинного величия, о необязательности биографии и фатальном одиночестве художника, которому суждено «цвести уединенно, в пустынном воздухе теряя запах свой», и вообще пытался казаться скорее умным и циничным, чем пьяным и несчастным…

– Сколько вы весите? – спросил вдруг Борис.

– Семьдесят четыре килограмма, – ответил я растерянно.

– При вашем росте маловато, – сказал Борис. – Так от вас скоро только запах и останется.

И расхохотался, довольный своей шуткой.

Лу бросила на меня быстрый взгляд.

Я почувствовал облегчение: пошлось превращает все действительное в разумное, а разумное – в действительное.

Утром после завтрака Борис пригласил меня в кабинет и сразу приступил к делу.

Ему понравилась линия наркоторговцев на острове, с которыми сражается герой, но он не был уверен, что в книге должно быть столько жизни. То есть грязи, тотчас поправился он. Москва начала девяностых с ее очередями за хлебом, ржавыми киосками у Кремля, торгующими водкой и презервативами, Москва с рэкетирами, сумасшедшими, проститутками… и эта история о безработном, согласившемся убить жену приятеля за пять тысяч баксов, а с ним расплатились коробкой сникерсов, которые он окровавленными руками раздавал детям на улице, не понимая, почему от него шарахаются прохожие…

– А вот «озноб девяностых» – хорошее выражение, – сказал он. – Все хотели соблазна и кидались на все, что казалось соблазном… на сникерсы, на идеи, на спирт… воздух горел, и всех бил озноб, вы правы… выиграли те, кто с этим справился… те, кто поверил в необратимость перемен… – Он наморщил лоб. – Точнее, те, кто сумел вырасти. Кто был маленьким, а стал большим. Или даже огромным. А чем крупнее личность, тех охотнее мы отделяем ее от зла… Наполеон, Сталин… понимаете?

Но развивать эту тему он не стал.

После обеда, когда на столе появился коньяк, Борис наконец расслабился, стал рассказывать о детстве, юности.

Как я и предполагал, он был мальчиком из хорошей семьи: отец – известный хирург-нефролог, работавший в Четвертом главном управлении Минздрава, мать – там же стоматологом, оба обслуживали высшее партийное руководство страны. Никакого конфликта с КГБ, никакой психушки – элитная школа, английский и французский, МИФИ, теннис, мелкая спекуляция жевательной резинкой, американскими сигаретами и порножурналами, потом торговал очередью в «Макдоналдс»: занимал место ближе к входу, чтобы продать его замерзшим многодетным парам за три рубля – приличные деньги по тем временам…

Оправдались мои догадки и насчет Миллы Йовович: «Возвращение в Голубую лагуну» он смотрел раз пятнадцать, если не больше.