Стален - Юрий Буйда

Светало, воздух был прохладным, с веток капало, где-то стрекотала сорока.

Надо было выбираться на дорогу, ловить машину, чтобы добраться до дома, но я весь был в грязи, а в моем бумажнике оказалось всего сто рублей. Зато теперь я не боялся ни ищеек, идущих по моему следу, ни мужиков с топорами, которые ночью мерещились мне за каждым кустом.

Я двинулся вниз, туда, где, как мне казалось, должна быть дорога.

Солнце уже поднялось над верхушками деревьев, когда у обочины остановился грузовичок, за рулем которого сидел веселый морщинистый старик. Глянув на мои брюки, он бросил на сиденье мятую газету. Я сел на газету, открыл початую бутылку, отпил.

– Ты поосторожнее, парень, солнце только встало, – сказал старик, с жутким скрежетом переключая сцепление. – В России три болезни – надрыв, воспаление нутра и опой. Опой – самый опасный…

– А тоска?

– Хандра-то? От нее никуда, она – царица всея Руси! Но ты не сдавайсь, веселись, невеселые сходят с ума!

Старик говорил без умолку, рассказывая о себе. В Афганистане был снайпером в разведке, ранен, контужен, орден Красной Звезды, теперь, при новом президенте, за это пенсию прибавили: «Не только на выпить, но и на закусить хватает». Хорошо зарабатывает доставкой грузов, сыновья в бизнесе, недавно похоронил жену – кивнул на фотографию маленькой круглолицей женщины.

– Глаза красивые, – сказал я на всякий случай.

– Из-за глаз и женился, – сказал старик. – Если бы не ее глаза, не женился б. – Понизил голос. – У нее же мизинца не было – понимаешь? Левого мизинца. Две фаланги отрублены, а третья торчит таким маленьким пенечком. Почему? Кто отрубил? За что? Или просто несчастный случай? Ты, говорит, не спрашивай – все равно не отвечу. Либо женись, либо иди отсюда. Страшно мне стало… но взял… первой ночи боялся, а ничего – чистенькая оказалась… стеснительная…

– Так и не рассказала?

– Про мизинец-то? Не, не рассказала. Троих детей вырастили, а так и не рассказала. Ты подумай, а! Жуть-то какая, а? Она померла, нет ее, в земле догорает, а я до сих пор думаю про ее мизинец. Сколько всего в жизни было, а думаю только об этом мизинце. Почему? За что? Кто ее так? Ночью проснусь и думаю, а что тут придумаешь? Ей было девятнадцать, когда познакомились, а что было до того, не знаю, не рассказывала… с кем жизнь прожил – не знаю… аж мороз по коже… Когда хоронил, туфли с нее снял, чтоб после смерти не бегала за мной, а мизинец этот тут как тут, как заговоренный…

Дорога в это время была пустынной, и через час старик высадил меня у дома возле «Академической», где я тогда снимал квартиру.

Я протянул ему три стодолларовых купюры.

Одну старик вернул, остальные смял в кулаке, разжал пальцы – на ладони ничего не было. Подмигнул, хохотнул и уехал.

Разбудил меня громкий шум – кто-то изо всей силы колотил в дверь.

На пороге стоял пьяный босой мужчина в трусах, милицейской фуражке и милицейском же кителе с сержантскими погонами, наброшенном на плечи.

– Ну что, сука? – сказал он зловещим тоном, еле ворочая языком. – Давай выкладывай…

Не успел я испугаться, как из двери напротив вылетела толстуха в распахнутом халате. Прикрывая пятерней густую поросль в низу живота, похожую на каракулевую шапку, она схватила мужчину за ухо и потащила за собой, приговаривая: «Вот зараза! Ну зараза!», втолкнула его в квартиру и захлопнула дверь.

Я провел ладонью по лицу – оно было мокрым – и запер дверь.

Этот нелепый и комичный инцидент вызвал у меня приступ ужаса, грубо напомнив, в какую мутную историю я вляпался.

Заварив кофе, я попытался сосредоточиться.

Во-первых, ни капли спиртного, пока вся эта история не закончится.

Во-вторых, в разговоре со следователями – ни намека на особые отношения с Лу.

В-третьих, нужна правдоподобная история о том, почему я ушел среди ночи и как мне удалось покинуть поместье незамеченным.

В-четвертых, ни слова о деньгах…

Тут до меня дошло, что я даже не посчитал деньги, из-за которых так намучился минувшей ночью.

Проверив, хорошо ли заперта входная дверь, вытащил на середину комнаты спортивную сумку, вывалил банкноты на пол и принялся считать.

Когда работа была завершена, я написал на бумажке «210 000» и сжег ее в пепельнице.

Двести десять тысяч долларов – две тысячи сто новеньких стодолларовых банкнот – никогда в жизни я не видал такой кучи денег.

Я спрятал доллары в сумку и торжественно поклялся на томике Иннокентия Анненского во что бы то ни стало уберечь эти деньги от моей собственной глупости и моего собственного легкомыслия, поклялся быть жадным, расчетливым и осторожным.

Клятва на книге – это у меня от отца. Он считал истинной только такую клятву. Причем книгой могли быть хоть «Три мушкетера», хоть справочник садовода.

В Москве тогда уже появились более или менее нормальные банки, хотя кредит был по-прежнему новинкой. Издания, которые выпускала наша редакция, публиковали советы людям, которые хотели взять кредит: вы должны приехать на иностранной машине, в приличном костюме, с дорогим телефоном в руках, чтобы с первого взгляда произвести благоприятное впечатление на банкиров…

Завтра же, решил я, пойду в банк, где числился корпоративным клиентом, и арендую ячейку. Открою депозит тысяч на десять, еще один счет тысяч на пять – вдобавок к тому, с которого получаю зарплату, и арендую ячейку вместимостью сто тысяч долларов. Остальные деньги – в другой банк. Закажу карту «платинум», чтобы лимит ежедневного снятия наличных был побольше.

Оставалось еще придумать историю о происхождении таких сумм: после 11 сентября 2001 года российские банки присоединились к международным соглашениям о борьбе с отмыванием денег и начали придираться к клиентам, которые по старой привычке приходили к ним с чемоданами наличных.

Я жалел о том, что мы с Борисом не успели подписать договор о сотрудничестве, который можно было бы предъявить в банке. Что ж, теперь оставалось надеяться на свою фантазию, а главное – на жадность банкиров.

Утром я позвонил Лу, на всякий случай назвав ее Любовью Александровной, извинился за внезапный уход, поинтересовался здоровьем мужа, но ответа ждать не стал – спросил, не можем ли мы встретиться, чтобы обсудить кое-какие идеи, возникшие у меня при работе над рукописью.

– Значит, вы ничего не знаете, Стален Станиславович, – сказала Лу, тотчас включившись в игру. – Борис погиб, его убили…

– Примите мои соболезнования, Любовь Александровна, – сказал я, старательно выдержав паузу. – Понимаю, как это неуместно сейчас… но мне нужен договор о сотрудничестве, который мы подписали с вашим мужем… банк требует…