Когда оживают Тени - Сергей Джевага

Стол великолепен. Тяжелый и громоздкий, внушающий уважение. Эдакая опора Закона. И самое главное — из настоящего дерева, что априори делало предмет мебели дороже массивного золотого солнца на тощей шее тетушки Орнии и рубиновых запонок дядюшки Нолана разом взятых.

Дерево мне нравилось. Не потому, что редкость. Просто теплый, удивительно живой материал. Его мягкая сила отгоняла холод каменных стен, успокаивала после пути по шумным городским тоннелям и залам, грязным лестницам, подъемникам Тары.

И тем поразительнее мысль о том, что когда-то в мире произрастали леса с тысячами, сотнями тысяч разнообразных деревьев. Теперь же лишь туату Дома Лета способны выращивать в оранжереях, поставляют людям за баснословные деньги, естественно спекулируют. И никто не в курсе, что существовало множество пород: дуб и сосна, ясень и орешник, прочие. Никто кроме редких умников вроде меня, специально копающихся в старых записях. Хотя и мы признаем — слова пусты как мертвые ракушки, и какой в них заложен смысл одному Люциферу известно.

Сообразив, что пауза неприлично затянулась, нотариус резко откинулся в кресле. Откашлялся, достал из кармана платок и тщательно смахнул пот с обвисших щек, побагровевшей лысины в обрамлении седых клочьев того, что когда-то представляло собой роскошную шевелюру. В блеклых рыбьих глазах плескалась смесь недоумения и растерянности. И я сознавал отчего — много лет от прямого наследника ни весточки, а тут явился и ног не замочил.

Но больше законника сбивал с толку мой вид, ведь на аристократа смахивал слабо. Он видел перед собой стройного мужчину средних лет с внимательным взглядом бледно-карих до желтизны глаз и резкими чертами лица. Щеки покрыты трехдневной щетиной, светлые волосы засаленными вихрами торчат как колючки, а куртка в подозрительных пятнах, порвана в паре мест, на поясе кортик в простых ножнах.

Авантюрист-бродяга, наемник или моряк, а не потенциальный лорд. Особенно на фоне других присутствующих: мужчин с холеными лицами, одетых в лучшие костюмы, женщин в дорогих платьях. И пахло от меня иначе — едким потом, машинным маслом, металлом и солью. А вокруг прочих витали ароматы изысканных духов.

Впрочем, неизвестно как бы выглядели эти люди, если б им пришлось проделать такой же путь.

— Я правильно понимаю? Желаете заявить о своих правах? — осторожно спросил нотариус. Взгляд скользнул на дядю, но с усилием вернулся обратно.

— Вы удивительно проницательны, — добавив в голос немного иронии, ответил я.

Очевидно, законник успел заверить дядюшку, что грот перейдет в его владение без особых проволочек. И явно был должен Нолану.

Деньги? Услугу?..

Не важно. Сейчас никакие уловки не помогут, свидетелей слишком много. И далеко не все куплены Ноланом. А еще у выхода вдалеке от света ламп безмолвным силуэтом торчал монах с худым аскетичным лицом. Ряса серая, невзрачная, на груди потемневший от времени железный круг в виде солнца, из рукавов свисали цепи, на коих болтались отливки в виде аптечных весов.

Служитель принадлежал к Ордену Правосудия Господнего, а адепты такового считались неподкупными. Обязательно присутствовали на важных процессах, безмолвно наблюдали и не вмешивались. Но если некий юрист откровенно попирал законы божьи и человечьи, того вскоре ждала неприятная встреча с церковными дознавателями. В лучшем случае.

Нотариус опять прошелся взглядом по бумагам, разложенным на столешнице. Задумался, потом чуть расслабился.

Нашел зацепку?.. Что ж, таковая имелась. Но я знал о ней, ведь давным-давно изучил нюансы дела, подготовился. Точнее надеялся, что подготовился.

— Замечательно, — пробормотал законник. Облизнул губы и добавил громче: — Тогда повторюсь — сегодня, двадцать седьмого числа второго месяца осени Лир Берак лорд МакМоран, пропавший без вести пятнадцать лет назад, по законам Олдуотера окончательно и бесповоротно признан скончавшимся. Мы собрались здесь, дабы определить, кому суждено стать главой Дома, а также владельцем родового имения и прочего.

— А завещание зачитывать будут? — нетерпеливо перебил какой-то мужчина из задних рядов.

Наверняка кто-то из дальних родственников. Пришел, надеясь урвать кроху от общего пирога. Среди знати Тары имелся обычай отписывать таким хоть по паре эаров, чтоб помолились потом в ближайшем храме. Глядишь, грешок-другой и отвалится по дороге в Чистилище.

— Кгхм… к сожалению лорд не успел составить таковое, — развел руками нотариус. — И, кажется, в письмах упоминалось.

Неизвестный что-то разочарованно протянул, судя по грохоту и скрежету металла отодвигаемого стула, шагам и шелесту одежды — встал и направился к выходу. Разом удалились еще некоторые. И снова поползли шепотки, смешки, ворчание. Но громче прочего прозвучало шипение тетушки:

— Кровососы! Мало нам проблем? По какому-то нелепому обычаю ждали годы. А тут и безродный бродяга решил поживиться. Любой проходимец может подделать документы и заявить право.

— Мама! Орм не виноват.

— Не называй так какого-то мошенника, Рэйчил!

— Но я узнала…

— Молодая леди! Закрой свой рот! Или я…

— Призываю к порядку! — поморщился юрист. — Прошу, держите себя в руках. Мы заинтересованы, чтобы дело решилось быстро и законно.

— Простите, — проскрипел дядя. — Моя супруга и младшая дочь слишком эмоциональны.

— Продолжим, — вновь сбиваясь на сухой канцелярский тон, сказал юрист. Скосил глаза и добавил: — Триса О`Даффи, есть запись, что вы повторно вышли замуж. Тем самым утратили право на титул, право распоряжаться имуществом Дома. Сознаете ли это, леди?

— Да. Ноша не по мне. И на богатства не претендую.

Голос матери, по-прежнему молодой и мягкий, на секунду вывел из равновесия, а в груди болезненно дрогнуло. Виду я не подал, продолжая сидеть в непринужденной позе.

Не думал, что осмелится прийти. Но явилась, хотя находиться в одной комнате с родственниками сгинувшего мужа было мучительно. Теперь никто не стеснялся, каждый или почти каждый считал долгом как-нибудь унизить, задеть побольнее.

Дочь мелкого торговца не признавали ровней. Когда отец находился рядом, злые языки распускались крайне редко. После исчезновения лорда ситуация ухудшилась, но власть матери над родовыми деньгами заставляла многих вести себя осмотрительно.

Вот только не выдержала напряжения, страха наделать ошибок, вечных интриг, потерь. Сначала мать уступила мнению окружающих и отправила меня, шестнадцатилетнего мальчишку, в морскую академию — осваивать науку сражений и флотоводчества, хороших манер и стихосложения. Затем отдала регентство двоюродному брату мужа, Нолану, любезно предложившему помощь. И спустя несколько лет вновь полюбила, подала прошение на заочный развод, снова вышла замуж.

Нет, решение далось ей не легко. Долго и искренне скорбела, оплакивая потерю. Горевала, когда стало ясно, что сын тоже куда-то запропастился. Но время мало-помалу зализало раны, и в какой-то момент в жизни Трисы появился Дакейн — немолодой, талантливый и в чем-то одержимый ученый.