Хитрая механика - Владимир Сергеевич Гречанинов

вслух.

Вновь квартира Ученого. Раскрытый чемодан, жена в истерике.

— Я отдала тебе лучшие годы жизни, — кричит она, — а на конгресс посылают профессора Товстолобова. А ты, как всегда, едешь на картошку!

— Пойми, — говорит Ученый, — я там нужнее.

— Хватит! — кричит жена. — Я ухожу к Товстолобову, а ты можешь ехать куда угодно! Хоть на брюссельскую капусту.

Хлопает дверь. Ученый остается один. Мелькают фигуристы, скалится крокодил, на стене зловеще сверкает отравленный томагавк. Ученый пристально смотрит на него и…

И тут появляется Таня и резко переключает программу. Звучит бодрая песня.

— Я принесла макароны, — нежно шепчет она, — и домашние пирожки. Мама испекла их специально для тебя. А на картошку мы поедем вместе.

Перевоспитавшиеся хулиганы в подъезде дружно подхватывают звучащую из телевизора песню, и она льется все шире и шире. Вот ее запели в одной квартире, потом в другой и, наконец, поет весь большой дом. Распахиваются двери, жильцы выходят на лестницу — здороваются, приглашают друг друга в гости. Все рады за Таню и Ученого.

И только бывшая жена Ученого одиноко стоит на обочине и не может поймать такси.

КОЛЕСО ФОРТУНЫ

Удача — штука капризная. Одному достается автомобиль «ВАЗ-2101», ковер ручной работы или полотно «Утро на строительстве завода ЖБИ». а другим — в лучшем случае по рублю. Зубков принадлежал к послед ним. «Катится мимо них Фортуны колесо…» Впрочем капризный характер этой дамы отмечал не только Пушкин. Но это единодушие Зубкова не грело, хоть и жил он много лет в старом доме с арками прямо над книжным магазином, — ни Пушкина, ни других он не читал класса с восьмого. А может, и раньше. И магазин этот Зубкову не нравился.

«Лучше б «Гастроном» сделали», — думал он. «Гастроном» располагался через дорогу, и, когда приходили гости, это было не очень удобно. А гостей Зубков любил. Гости были одни и те же: Серега со второго этажа и Генка с Шурочкой. Они садились за стол, закусывали, смотрели телевизор. Когда было настроение, пели песни. Про Арлекино и листья желтые.

Так и сидели.

— Ты бы хоть цветной телик купил, — кокетничала Шурочка, подвигаясь к Зубкову.

— Больно надо, — сердился Зубков. — Да и на что купить-то? Мне наследств не оставляли.

— А ты заработай, — жеманилась Шурочка. — Не мужик разве?

Зубков только вздыхал и выходил на балкон.

Внизу у магазина бурлил народ.

«С ума посходили, — думал, глядя вниз, Зубков. — Приличные люди, одеты солидно, а чем заняты? Добро бы импорт давали, а то «Буря мглою небо кроет…» Купи вон «Рубин» цветной да и смотри на здоровье».

— А ты присмотрись, присмотрись, — советовал Генка. — Присмотрись. Знающие люди говорят: книжки — товар стоящий, в гору идет.

В таких вопросах Генка не ошибался, и однажды Зубков забеспокоился:

— Да что с ними делать-то, как подойти!

— Думай, голова, — пыжиковую шапку куплю, — только отшучивался прижимистый Генка.

И Зубков думал.

Как-то выйдя на балкон покурить, он увидел внизу очередь. Это было знакомо, и, решительно сунув в карман последнюю трешку, Зубков сбежал вниз и пристроился в длинный хвост. Скоро по цепочке прокатилось волнение: товар кончался.

— По одной давайте, по одной. — занервничал стоящий за Зубковым мужчина с портфелем. Но его не услышали, и, когда подошла очередь Зубкова, на столе оставалось два последних экземпляра.

— Беру. — Охваченный азартом, Зубков крепко схватил свои первые книжки и прижал их к груди.

Дальнейшее — окруживших его бородачей, просьбы уступить за любые деньги — Зубков запомнил смутно. Ничего не понимая, он только мотал головой и записывал какие-то телефоны. Вырвавшись наконец из окружения, Зубков взбежал к себе, запер дверь и наугад раскрыл одну из книг. Стихи! Его передернуло. Так бездарно угробить трояк. Захотелось бежать вниз и скорей, скорей отдать их за любые деньги.

Тут в дверь позвонили.

— Привет. — Генка по-хозяйски прошел в комнату и сразу увидел покупки. — Ого, вижу, начинаешь шевелить мозгами. Ну-ка, ну-ка. — Он полистал. — Ты смотри! Меня как раз клиент просил. Старик, уступи за пятерку, а?

— Да хоть обе! — хотел крикнуть Зубков, но что то в Генкином тоне его насторожило. — Не знаю, — замялся он, — я тут обещал кой-кому…

— Молодец! — И Генка хлопнул его по плечу. — Правильно начинаешь. Чую, скоро человеком будешь. Червонец, черт с тобой!

И Зубков понял, что цена настоящая. И отдал. А вечером отдал и вторую. Тоже за червонец.

…Прошло несколько лет. Теперь соседство с книжным магазином Зубкова не раздражает. Наоборот. Он полюбил книгу, у него их три стены. Увидите — ахнете! Но увидеть их непросто. «Зачем наживать себе лишних друзей?» — считает Зубков. К нему, как и раньше, приходят Серега со второго этажа и Генка с Шурочкой. Сидят, закусывают, смотрят телевизор. Цветной, конечно. Когда есть настроение — поют песни. Про барабан и миллион алых роз.

— Ты бы хоть люстру какую купил, — кокетничает, придвигаясь к Зубкову. Шурочка. — А то как медведь живешь. Книжки да книжки.

— Да где ж ее взять, люстру-то? — шутит Зубков. — Нам ведь наследств не оставляли, верно?

И все смеются. Конечно, какие там наследства — все сами.

— Да и зачем? — продолжает он. — Самому мне ведь ничего и не надо. Все людям. — И обводит широким жестом книжные полки.

И все опять весело смеются.

Вот так и живет Зубков в старом доме с большими арками прямо над книжным магазином. А ведь мог бы и в другом, верно? Удача, как уже было сказано, штука капризная.

ГДЕ ВЫ РАНЬШЕ БЫЛИ?

— Можно? — Канареев на цыпочках вошел в кабинет и встал перед полированным столом.

— М-м… — сказали за столом. — Вы кто?

— Канареев. — тихо отвечал Канареев и подал бумагу в трех экземплярах.

— Это что?

— Характеристика, — прошептал Канареев. — Для турпоездки.

— Вижу, что характеристика. Чья?

— Моя, — еле слышно отвечал Канареев.

— Догадываюсь, что не моя, — ответили и посмотрели туда, где находился Канареев. — Ошибок нет?

— Наверное. Машинистка печатала.

За столом вздохнули и углубились в чтение.

— Это еще что такое?!

— Что?

— Вы тут пишете: «… зарекомендовал себя хорошим специалистом». Откуда вы это взяли?

Канареев почувствовал слабость и без разрешения присел на