Стеклянный суп - Джонатан Кэрролл

— Старая злая ведьма! Совсем не изменилась за тридцать лет. Наверняка так же мучаешь учеников, когда никто не видит. За закрытой дверью, когда тебе кажется, что никто не узнает. Клиффорда Шнацке помнишь, а? Помнишь, что ты с ним сделала, а? Ну так вот тебе сюрприз! Кое-кто видел и кое-кто знает, что ты ему сделала, хамка. Говнючка.

Нелли передала его слова в точности. Она чувствовала ладонь Хейдена у себя на спине, чувствовала, как он управляет ею, хотя это было и не нужно, ведь они были заодно. То, что хотел сказать он, хотела сказать и она, и она это сделала.

Когда Хейден кончил и с победоносным видом уставился на потрясенную Дагдейл, какой-то голос поблизости едва слышно произнес:

— Ну что ж, время пришло. Браво.

Он повернул голову вбок, потом посмотрел вниз и, к своему большому удивлению, увидел там щеголеватого коротышку Броксимона, руки в боки, улыбка от уха до уха. А он-то как здесь оказался?

Миллионы и миллиарды синапсов, соединений или что там еще есть внезапно замкнулись у Хейдена в мозгу. Что-то большое зрело в его голове, что-то прояснялось. Он вдруг поглядел на жизнь вокруг себя. На улицу, машины, людей, небо, на весь мир. А потом, мгновение спустя, Саймон Хейден понял.

Он судорожно схватил воздух ртом, который снова появился на его лице в тот самый миг, когда он сделал свое открытие. И опустил Нелли Уэстон на землю.

Этот город, эта планета, эта жизнь вокруг были его собственным изобретением. Это все создал он. Теперь он это знал. Где он их создал? В своих снах, которые снились ему каждую ночь.

Он посмотрел на миссис Дагдейл и удивился не меньше прежнего, увидев, что она кивает ему и улыбается. И Броксимон тоже. И все вокруг. Маленькая собачка на поводке тоже смотрела на него и улыбалась. Он знал имя этого пса — его звали Кевин. Он знал это, потому что сам создал его однажды ночью. Он сам создал весь этот мир.

Саймон Хейден наконец осознал, что его окружает город, мир, жизнь, которую он постепенно, ночь за ночью, создавал в своих снах. Все здесь было либо сформировано им самим, либо взято из его сознательной жизни и перенесено в мир его снов, где он мог играть, сражаться или пытаться разрешить дневные конфликты по собственным правилам.

За сорок лет жизни Саймон Хейден пересмотрел более четырнадцати тысяч снов. Такого количества материала хватит на целый мир.

— Я умер.

Это было утверждение, а не вопрос. Он посмотрел на Броксимона. Теперь человечек не только улыбался, но и кивал.

— Так вот что такое смерть — каждый сочиняет свою еще при жизни. И вот зачем нам снятся сны. Когда мы умираем, они соединяются, и из них получается какое-то место, страна. Туда мы и отправляемся, когда умираем, так?

На этот раз он посмотрел на свою старую школьную учительницу, ожидая подтверждения от нее, и она тоже кивнула.

— А потом ты живешь в этом мире, пока не догадаешься, что он такое, Саймон. — Она произнесла это бодрым голосом и таким тоном, каким обычно заявляют, что сегодня чудесный денек.

Мысли, образы и особенно воспоминания метались в мозгу Хейдена, как трассирующие пули в ночной перестрелке. Водители-осьминоги, летающие автомобили, слепые красавицы…

— Та слепая женщина… Теперь я ее вспомнил. Я вспомнил тот сон, в котором она была. Она все повторяла и повторяла одно и то же, это сводило меня с ума. Я видел этот сон сразу после женитьбы. Мне снилось…

Броксимон отмахнулся от его воспоминаний.

— Не важно, Саймон. Главное, теперь ты понял, что тут к чему, а отдельные кусочки соберешь вместе позже.

— Но я точно умер?

По какой-то причине на этот раз Хейден искал ответа у маленькой Нелли Уэстон. Она по-детски размашисто закивала, подтверждая, что он все правильно понял.

Он развел руки, указывая на мир вокруг.

— А это смерть?

— Да, твоя смерть, — ответил Броксимон. — И все, что есть вокруг нас, ты создал сам в то или иное время своей жизни. Кроме миссис Дагдейл, конечно, и того большого пакета карамели в автобусе. Помнишь, как твой отец любил карамель?

Хейден окаменел, не желая задавать следующий вопрос, но знал, что этого не избежать. Тихо, чуть ли не шепотом, он спросил:

— Сколько я здесь пробыл?

Броксимон посмотрел на Дагдейл, которая посмотрела на Нелли, которая посмотрела на Броксимона. Тот вздохнул, надул щеки и произнес:

— Ну, скажем так, с миссис Дагдейл ты встречаешься не впервые. Но до сих пор она всегда побеждала. Так что можешь гордиться собой, Саймон.

— Ответь мне, Броксимон. Сколько я уже здесь?

— Давно, дружище. Очень, очень давно.

Хейден содрогнулся.

— И я только сейчас начинаю понимать, что тут к чему?

— Кого волнует, сколько времени у тебя на это ушло? Теперь-то ты знаешь.

Девочка и женщина энергично затрясли головами в знак согласия. Хейден заметил, что и все остальные, кто был вокруг них, закивали примерно так же. Даже песик по имени Кевин, и тот кивал, — очевидно, в этом вопросе все были единодушны.

— И что мне теперь с этим знанием делать? Что мне вообще теперь делать?

Миссис Дагдейл сложила руки на груди, и на ее лице появилось знакомое выражение. Хейден хорошо его помнил.

— Сегодня ты наконец закончил первый класс, Саймон. Теперь ты переходишь во второй.

Ледяной холодок прокрался по спине Саймона Хейдена.

— Так смерть похожа на школу?

И снова все и вся вокруг расцвели улыбками и, похоже, очень обрадовались его успехам.

— Если бы я была мужем этой женщины, я поубивала бы все ее тряпки и схоронила их темной ночью в глухом лесу, — во всеуслышание сказала Флора Воэн вслед разодетой даме, которая только что миновала их столик.

Потом Флора многозначительно глянула на Лени Саломон. Их ногти покрывал один и тот же лак: матовый коричневый.

Изабелла Нойкор поглядела на одну, на другую и улыбнулась. Это были ее лучшие подруги; всем троим было по тридцать два года, и они выросли вместе. Но подруги не могли спасти ее сейчас. Никто не мог.

К бедру Лени, точно безмолвный преданный пес, прижалась ее трость. Женщина заметно хромала при ходьбе — ее левая нога была короче правой. Кроме того, она была самой красивой из них троих, но, как многие по-настоящему привлекательные люди, обращала на это мало внимания.

Лени Саломон и Флора Воэн были замужем, Изабелла нет. Лени и Флора не были влюблены в своих мужчин, Изабелла была. Странные вещи происходили с ней в последнее время, до того странные, что она и сама не всему верила. После всего случившегося с ней за последние месяцы она не верила, что эти события имели место на самом деле. И никому ничего не рассказывала, даже Винсенту.