Уборщица. История матери-одиночки, вырвавшейся из нищеты - Стефани Лэнд

Мы с Джейми оба работали в кафе, наслаждаясь молодостью и свободой. Мы знали, что нас ждут впереди более масштабные, более увлекательные вещи. Он помогал друзьям, организовывавшим выездные мероприятия, и брался за любую подсобную работу, за которую платили наличными. Я, помимо кафе, подрабатывала в приюте для собак и торговала хлебом на фермерском рынке. У нас не было высшего образования – Джейми как-то признался, что даже не сдал выпускные экзамены в школе, – так что мы соглашались на любую работу, лишь бы получить деньги.

График у Джейми был как в любом ресторане – с обеда до позднего вечера, поэтому обычно, когда он, подвыпивший, возвращался домой, я уже крепко спала. Иногда я встречала его после работы, и мы шли в бар, где тратили свои чаевые на пару кружек пива.

Потом я узнала, что беременна. Сердце мое, стоявшее в горле после приступа утренней тошноты, просело вниз, а мир начал сжиматься, пока совсем не исчез. Я долго стояла перед зеркалом в ванной, задрав футболку и разглядывая свой живот. Мы зачали ребенка в мой двадцать восьмой день рождения, а сразу после Джейми уехал в свое путешествие на велосипеде.

Решение сохранить беременность автоматически означало, что я остаюсь в Порт-Таунсенде. Я хотела держать все в секрете и постараться все-таки исполнить свой план с переездом в Миссулу, но это оказалось невозможно. Я должна была дать Джейми шанс примерить на себя роль отца – несправедливо было бы лишать его этой возможности. Однако мечты о писательстве откладывались на неопределенный срок. Откладывалось превращение в того человека, которым я всегда собиралась стать. И я не была уверена, что готова к такому. Я принимала противозачаточные таблетки и ничего не имела против абортов, но у меня не шли из головы мысли о моей матери, которая когда-то, скорее всего, также разглядывала свой живот, решая, дать мне шанс или нет.

Хоть я и рассчитывала в будущем совсем на другое, в последующие дни я смягчилась и постепенно начала радоваться тому, что стану матерью. Я сказала Джейми про ребенка, как только он вернулся из путешествия. Изначально ласковый тон, которым он уговаривал меня прервать беременность, внезапно резко изменился, когда я сказала, что не собираюсь этого делать. Я знала Джейми всего несколько месяцев, и его гнев, его ярость очень меня испугали.

Как-то вечером Джейми ввалился в трейлер, где я сидела на встроенной кушетке перед телевизором, пытаясь затолкать в себя куриный суп, пока Мори Пович с экрана оглашал результаты очередных тестов на отцовство. Джейми начал ходить туда-сюда между мной и телевизором, крича что-то о том, что он не хочет видеть свое имя в свидетельстве о рождении.

– Не собираюсь я платить за этого чертова ребенка, – раз за разом повторял он, тыча пальцем мне в живот. Я старалась молчать, как обычно, когда Джейми разражался подобными тирадами, надеясь, что он не будет ничем бросаться. Но на этот раз чем громче он кричал, чем сильней злился и чем убедительней уверял меня в том, что я совершаю ошибку, тем больше я ощущала свою близость с ребенком и решимость любыми средствами его защитить. Когда Джейми ушел, я позвонила отцу. Голос у меня дрожал.

– Я приняла правильное решение? – спросила я, рассказав о скандале с Джейми. – Я просто сама не знаю. Но ведь в таких делах надо быть уверенной, правда? А я больше ничего не знаю, ничего.

– Черт, – отозвался он, потом сделал паузу. – Я-то думал, Джейми все-таки образумится.

Отец еще немного помолчал, может, в надежде, что я что-то скажу, но я не знала, что говорить.

– Знаешь, мы с твоей матерью были в том же положении, когда узнали про тебя, и нам при этом не было еще и двадцати. И, конечно, наша жизнь шла не очень гладко. Совсем даже нет. Мы не знали, что нам делать и правильно ли мы поступаем. Но ты, и твой брат, и я, и твоя мать – мы же все в итоге в порядке. В результате все сложилось. И я знаю, что ты, Джейми и этот ребенок тоже будете в порядке, даже если сейчас тебе так не кажется.

После того звонка я села и уставилась в окно. Я старалась не дать моей нынешней ситуации – этому трейлеру, стоявшему рядом с магазинчиком среди лесов, – отвлечь меня от картины будущего. Я начала смотреть на себя по-другому, бороться со своими сомнениями. Возможно, Джейми переменится. Возможно, ему просто нужно время. Но даже если нет, я справлюсь сама, хотя пока и не представляю как. Я не могу опираться на него, не могу рассчитывать на его поддержку, но я знаю, что должна хотя бы дать ему возможность ощутить себя отцом. Мой ребенок этого достоин. Пускай ситуация не идеальна, я буду делать то, что делают все родители, уже много поколений – буду стараться все наладить. Долой сомнения. Других вариантов нет. Теперь я мать. Я буду с гордостью нести эту ответственность всю мою жизнь. Я встала и, выходя из двери, порвала заявление на поступление в колледж. А потом отправилась на работу.

Когда мне было семь, родители увезли нас из Вашингтона – от всей нашей родни. Мы жили в доме у подножия Чугачских гор в Анкоридже, на Аляске. Церковь, которую мы посещали, вела несколько программ по поддержке бездомных и малоимущих. Ребенком мне очень нравилось делать подарки нуждающимся семьям на праздники. После воскресной службы мама разрешала нам с братом снять по бумажному ангелочку с рождественской елки в церковном холле. Пообедав, мы шли в супермаркет и, в зависимости от того, что было написано на обороте ангелочка, покупали подарок незнакомой девочке или мальчику примерно наших лет: игрушки, пижамы, носки и туфли.

Однажды я вместе с мамой относила праздничный ужин бедной семье. Я вежливо дождалась, пока придет моя очередь, и протянула аккуратно обернутые подарки мужчине, открывшему дверь своей сырой квартирки. У него были густые черные волосы и темная, словно дубленая, кожа под белой футболкой. Я передала сумку с подарками, а мама – корзинку с жареной индейкой, картофелем и консервированными овощами. Он кивнул и молча захлопнул дверь. Я уходила домой разочарованная. Мне казалось, он должен был пригласить нас внутрь, чтобы мы вместе с его дочкой распечатали подарки, которые я так тщательно выбирала. Мне хотелось увидеть, как она им обрадуется. «Эти лаковые туфельки были самые красивые в магазине», – сказала бы я. Я недоумевала, почему ее отец выглядел таким недовольным. Он что, не рад подарить их ей?

Подростком я время от времени участвовала в благотворительных раздачах обедов бездомным в Анкоридже. Мы пытались «нести им слово Божье». В обмен на их внимание мы раздавали яблоки и бутерброды. Я говорила, что Иисус любит их, но однажды какой-то мужчина усмехнулся мне и сказал: «Похоже, тебя он любит чуток больше». Я мыла машины, чтобы скопить деньги на поездку в детский дом в Байя Мехико или на устройство библейского детского лагеря в Чикаго. Оглядываясь назад из своего нынешнего положения, когда мне приходилось сражаться за работу и жилье, я начинала понимать, что эти усилия, хоть и благие, были просто пусканием пыли в глаза, сводившим неимущих до какого-то карикатурного статуса с этими бумажными ангелочками на елке. Я вспоминала мужчину, открывшего нам дверь, того, которому передала пакет с подарками. Теперь я сама открывала дверь и принимала дары благотворителей. Принимала тот факт, что не могу обеспечить семью. Принимала маленькие подношения – пару теплых перчаток или игрушку, – которые они делали, чтобы почувствовать себя хорошими людьми. Однако я никак не могла включить в список медицинскую страховку или счет за оплату яслей.