Тысяча акров - Джейн Смайли

Я зашла на кухню Кларков, чтобы выбросить собранную одноразовую посуду в мусорное ведро. Закончив, повернулась к двери и вздрогнула от неожиданности: совсем рядом со мной стоял Джесс Кларк. В свете, падающем с крыльца, было видно, что он удивлен моим испугом. Его лицо, знакомое и в то же время странное, приветливое и чужое, казалось, таило в себе знание, недоступное местным. Поспешно выходя, я задела его, и он поддержал меня под локоть.

– Как ты сюда попал?

– Ты разве не слышала, как стукнула дверь? – удивился он и не спеша убрал руку. – Мусорные пакеты кончились. Я все никак не мог понять, чего же не хватает у нас на кухне. А теперь вспомнил: раньше рядом со столом стоял бак с бычьей спермой. Я, когда ел, всегда ставил на него ноги.

– Да? – рассеянно пробормотала я.

Он заглянул мне в глаза и сказал:

– Что ты, Джинни? Я не хотел тебя напугать. Я думал, ты слышала, как я вошел.

– Просто у меня из головы не выходят слова отца. Они вгоняют меня в панику.

– Про акционерное общество? Вообще, идея дельная.

– Идея, может, и дельная, но совсем не в его духе. Слишком уж дальновидно и рассудительно. Так мог бы сказать какой-нибудь банкир, но не мой отец. Чтобы он сам заговорил о своей смерти и налоге на наследство…

– Подождем – увидим. Может, он завтра проснется и ничего не вспомнит.

Джесс говорил спокойно и уверенно, будто даже и не сомневался, что так и будет.

– Но все так запуталось. Очень запуталось. Буквально за пять минут.

– Успокойся. Ты сама себя накручиваешь… Я всегда верил, что от судьбы не уйдешь: у каждого события есть столько внешних и внутренних причин, что бороться глупо. Надо принимать все как есть. В этом заключена мудрость и красота, как учит нас Будда…

Я фыркнула. Джесс смущенно улыбнулся.

– Ладно, скажу по-другому. Если беспрестанно о чем-то думать, это случится.

– Моя мама так говорила о торнадо.

– Вот! Вековая мудрость равнин. Делай вид, что ничего не случилось.

– Мы всегда так делаем.

Я устыдилась собственной откровенности и поспешно добавила:

– Только это между нами. Хорошо?

У меня все внутри похолодело, когда я представила, как Гарольд Кларк, тот еще сплетник, будет трезвонить соседям о моих сомнениях. Джесс поймал мой взгляд и тихо сказал:

– Гарольд ничего не узнает. Не бойся.

Я поверила ему. Я поверила всему, что он говорил, и перестала паниковать.

Предложение отца и правда было дельным: в случае его внезапной смерти нам бы пришлось продать часть земли, чтобы заплатить налог на наследство. Сто лет назад Сэм и Арабелла купили участок в сто шестьдесят акров по цене пятьдесят два доллара за акр. И то слишком дорого для земли со стоячей водой. Соседи из Мейсон-Сити зубоскалили у них за спиной: мол, молодые-глупые, не глядя, купили кусок комариного болота, приехали к шапочному разбору.

В тридцатых годах мой дед и отец по цене меньше девяносто долларов за акр присоединили к угодьям еще два участка уже осушенной, возделываемой земли. Семья, у которой они перекупили землю, уехала сначала в Миннеаполис, а потом в Калифорнию. Та сделка стала поводом для многолетней вражды, которая продлилась до пятидесятых годов, так что даже я стала ее свидетелем. Отец Боба Стэнли, Ньют, не разговаривал с нашим отцом, потому что тот обошел братьев Стэнли при покупке земли, а ведь жена уехавшего в Миннеаполис фермера приходилась Ньюту двоюродной сестрой. Во время Великой депрессии отцу удалось еще расширить свои владения за счет упорного труда, удачи и умелого хозяйствования. Конечно, не все этому верили, и пересудов в округе Зебулон ходило много, но отец не обращал внимания на завистников. Бывшие болота оказались очень плодородными, сплошной перегной, так что к 1979 году рыночная цена за акр во владениях моего отца доходила до трех тысяч двухсот долларов – дороже, чем в остальном округе и вообще во всем штате. То есть стоимость тысячеакровой фермы превосходила три миллиона, да и залогов у отца никаких не было.

– Марвин Карсон надоумил его, – заметил Тай, когда мы собирались ложиться спать той ночью.

– А трактор Гарольда стал последней каплей, – откликнулась я.

– Трактор тоже был идеей Марвина, тот обрабатывал Гарольда с самого Рождества – Лорен мне сегодня сболтнул. Гарольд специально молчит, чтобы твой отец думал, будто они заплатили всю сумму, но это блеф. Правда, Лорен так и не признался, сколько они заложили. Он сказал, что должок крохотный и вообще ничто по сравнению с размером их активов.

– Такой трактор стоит не меньше сорока тысяч.

– А их земля стоит не меньше полутора миллионов. Ферму моего отца можно продать за полмиллиона и на эти деньги увеличить поголовье свиней.

Он посмотрел на меня и пожал плечами:

– Ну да, я тоже говорил с Марвином.

– Для меня это какие-то запредельные суммы. Да и кто столько заплатит? К тому же все жалуются на высокие процентные ставки.

– Ставки будут только расти. Но, может, и цены вырастут.

Я хмыкнула и села на диванчик у окна. Вдалеке виднелся дом Роуз. Свет у них не горел.

– Когда мы расходились, Роуз выглядела совершенно разбитой, – заметила я.

– Эти новые стальные резервуары – просто чудо. В них помещается до восьмидесяти тысяч галлонов навоза: заложил, остудил и вноси на поля. Нам непременно такой нужен. И еще новый свинарник. С кондиционером. И пару племенных хряков на развод. Знаешь, таких чистокровных, которых прям хоть за стол с собой сажай.

Он откинулся на кровать.

– Хорошеньких розовых малышей. Назовем их Рокфеллер и Вандербильд.

Тай нечасто мечтал вслух, так что я не перебивала.

– У нас и у самих неплохие свиньи, а если еще и парочку крепышей усыновить, так к нам за поросятами вообще очередь выстроится. Будем всем говорить: «Смотри, старина, этого малыша надо кормить с ложечки и спать рядом с собой класть», а они такие: «Конечно, Тай, как скажешь, я уже начал деньги ему на колледж откладывать». – Муж перекатился на бок и улыбнулся. – Или ей. Свиноматки с хорошей родословной не меньше ценятся.

– Да, к счастью, свиньям дают вырасти. Меня всегда с души воротило, когда Эриксоны забивали новорожденных телят.

– Они держали молочный скот?

– Да, Кэл очень любил коров. Носил в бумажнике фотографии лучших буренок вместе с фотографиями детей. Если бы ему тогда удалось сохранить коров, он бы, может, и не уехал отсюда. А так…

– Голштинской породы?

– Да, конечно. У них еще была одна джерсейская, которую они держали для себя. Мороженое из молока делали. Очень вкусное! Ее звали Лилия.

– Кого?

– Корову. Дочек Эриксоны назвали очень непритязательно, Дина и Рут, зато у всех коров были цветочные имена: Роза, Фиалка.