Тысяча акров - Джейн Смайли

– А новые постройки? Свиньи? Плантации черного ореха? Десять акров гладиолусов, наконец? Это что, не изменения?

– Каких гладиолусов?

– Пока вас не было, Пит рассказывал о своих планах. Восемьдесят тысяч клубней на акр.

– Восемьсот тысяч гладиолусов?

– Он сказал, что в Миннеаполисе дают по доллару за пять штук. Итого сто шестьдесят тысяч баксов в кармане.

– Ох уж этот Пит…

– Я под впечатлением. Мы с ним проговорили всего пятнадцать минут, а он выдал пять или шесть отличных идей – не то что мой отец или Лорен. У тех на уме только кукуруза и бобы. Бобы и кукуруза. В детстве, я помню, мы держали свиней и коров, и у Лорена была овца, которую он выращивал для школьного проекта. Мама постоянно сажала новые сорта растений у себя в саду. А теперь даже разведение свиней считается рискованным.

– Ситуация на рынке изменилась. Но давай не будем про ферму, я уже устала от этих разговоров. Расскажи лучше, чем ты занимался в Сиэтле.

– Хочешь разведать мои тайны? – улыбнулся он, глядя мне прямо в глаза, и не отводил взгляд до тех пор, пока я не покраснела. – Расскажу с удовольствием. Хоть кто-то интересуется. Отец у меня ничего не спрашивает и вообще ведет себя так, будто я все это время сидел в тюрьме. Да и Лорен задал мне всего один вопрос, купил ли я там землю. А когда я ответил, что нет, то буркнул: «Паршиво», – и больше со мной не заговаривал.

– Что ты там делал?

– Держал продуктовый магазинчик: органические овощи, фермерские куры, сыры без красителей и всякое такое. В Ванкувере организовал общинный сад, работал в службе доверия, был барменом в модном ресторане.

– Не слишком-то спокойная жизнь.

– Точно, я уходил всякий раз, когда начинало казаться, что пускаю корни.

– А как же уверенность в завтрашнем дне?

– Зачем уверенность, когда есть внутренний покой.

Я приняла это за шутку и засмеялась, однако Джесс смотрел на меня очень серьезно – не думала, что он может быть таким.

– Далеко на востоке есть люди, у которых за душой нет ничего, только одна миска и одна рубаха, и они без страха бросаются в пучину жизни, не боясь утонуть. У них больше уверенности в завтрашнем дне, чем у нас с тобой. Я американец до мозга костей и не могу бросить все, но они могут, и это дает мне уверенность.

Джесс на секунду замолчал, а потом подмигнул и попросил:

– Только Гарольду не говори, он считает, что это коммунистические бредни.

– Ты ему рассказывал?

– Пытался, когда он спросил, пойду ли я в церковь.

– Ты же был там сегодня.

– Был, ибо узрел письмена на стене, – усмехнулся Джесс. – Они гласили: «Помалкивай».

Раздался шум мотора и шорох гравия, я вскочила и выглянула в окно. Приехал Марвин Карсон и с ним Кен Лассаль. Вдалеке виднелся наш пикап, Тай возвращался вместе с Гарольдом, Питом и Лореном. Джесс поднялся и встал рядом со мной вплотную. Я напряглась – его рука легла сзади на мою шею.

– Кофе готов. Все будет хорошо. Жизнь прекрасна. Изменения к лучшему, – шепнул он.

Мужчины начали собираться: громко обсуждали всходы кукурузы, топали, снимали сапоги, наливали кофе. В воздухе витала надежда. Я прошла в гостиную, там из окна виднелся дом сестры, он стоял как раз напротив, через дорогу. Пэмми и Линда дружно что-то рассматривали в канаве. Роуз придерживала одной рукой заднюю дверь (в другой у нее было блюдо с кофейным кексом) и что-то говорила мужу, который зачем-то забежал домой, вернувшись с Таем. Вскоре он вышел, и они вместе направились к дому отца. Роуз засмеялась, откинув голову, в ответ на реплику Пита, и я раскрыла окно, чтобы послушать ее смех. Они выглядели счастливыми. Подходя к парадной двери, Роуз все еще улыбалась.

Она вручила мне блюдо с кексом, и я отнесла его на кухню гостям. На темном обеденном столе уже разложили документы, пестрящие красными галочками там, где нужно поставить подпись. Они напомнили мне крупные бледные грибы, которые вырастали за одну ночь после дождя, – одновременно удивительные и жуткие. Все хлопали Тая по плечу и говорили про разведение свиней. Я собрала в аккуратную стопку валяющиеся журналы «Ридерс дайджест». Папа даже не подумал привести дом в порядок перед приходом гостей, возможно, потому что гостей сюда не звали уже лет двадцать пять.

Отец в тот день вел себя странно и только с Гарольдом препирался как обычно. Откуда-то узнав, что трактор был взят в кредит, он с издевкой заявил соседу:

– Да, теперь я буду посиживать, наблюдая, как другие вкалывают, а тебе придется пахать на своем тракторе в поте лица, чтобы выплатить заем. И мотор там наверняка тарахтит так, что даже твоего хваленого радио не слышно.

Гарольд покорно кивал, не переставая, однако, улыбаться как безумный – в общем, как и все прочие, кроме Кена Лассаля. Но того бросила жена в Рождество, уехав работать в мегаполис, так что его сумрачный вид никого не смущал.

А что же я? Я тоже счастливо улыбалась, как и все. У меня всегда было легко на душе, когда отец находился в хорошем настроении, а тогда он смеялся и хлопал Тая по плечу. Я еще никогда не видела его таким веселым.

– Ну что, Кен, приступим, – предложил он.

– Давай немного подождем, Ларри, – ответил тот и посмотрел на парадную дверь.

Я тоже повернулась туда и увидела Кэролайн, шедшую к дому. По ее лицу было видно, что она настроена миролюбиво. Отбросив последние сомнения, с легким сердцем я открыла ей дверь – однако войти сестра не успела. Отец резко оттеснил меня и захлопнул дверь прямо перед ее лицом, затем взял Кена под руку и рявкнул:

– Приступим!

Все молча прошли в столовую. Подписав бумаги, я тихо, чтобы не заметил отец, подошла к парадной двери и выглянула наружу. «Хонды» Кэролайн нигде не было.

Отец был дружен с Кэлом Эриксоном, но хозяином его считал паршивым. Оглядываясь назад, я с удивлением обнаруживаю, насколько сильно соседи повлияли на мои взгляды и мечты. Эриксоны занялись сельским хозяйством в зрелом возрасте, уже будучи женаты. Кэл окончил военную академию в Вест-Пойнте по специальности «инженер-строитель», участвовал во Второй мировой войне и был ранен. Проведя год в госпитале, получил расчет или наследство – в общем, какие-то деньги, на которые смог по-родственному выкупить ферму у своей престарелой кузины. Жена Кэла, Элизабет Эриксон, родом из пригорода Чикаго. Ее родители разводили лошадей, и она отлично держалась в седле, и, вероятно, в ее глазах это служило достаточной подготовкой к сельской жизни.

Хозяйство Эриксонов напоминало скорее зоопарк, чем традиционную ферму. Помимо свиней, молочных коров, мясного скота и овец, они держали пони, собак, кур, гусей, индюшек, коз, а также песчанок, морских свинок и кошек, которых пускали в дом. Еще у них жили два волнистых и один большой попугай. Они очень любили зверей. Своих трех собак – колли, немецкую овчарку и йоркширского терьера – мистер Эриксон дрессировал и обучал разным трюкам. Овчарка удерживала на носу спичечный коробок, подкидывала его в воздух и ловила зубами. Терьер делал сальто назад. Колли приносила домочадцам вещи из их комнат, подбирала с пола мусор и выбрасывала его в ведро, если ей велели «навести порядок». Но интересней всего было смотреть, когда собаки одновременно, как на параде, шагали, ложились, сидели, снова ложились и переворачивались по команде хозяина.