Бесценный приз - Нина Милн

— Я здесь, — сказала она.

— В таком случае вы не могли бы улыбаться?

— Я не очень улыбчивая.

— Что ж, возможно, пробил час развить в себе это умение. Прямо по курсу — репортеры, и они направляются к нам.

Он обнял ее за талию, и Оливия подавила вздох, стараясь не обращать внимания на неистовый порыв желания, охвативший ее при этом. Она сосредоточила свой взгляд на направившейся прямо к ним светловолосой женщине, на ее лице читалось откровенное любопытство.

— Мы уже решили, что вы не появитесь. — Репортерша положила руку Адаму на плечо. — К тому же мы все просто умираем от желания узнать, кто ваша таинственная гостья. Представьте же ее мне.

Наступила тишина. Вот ужас. Адам не знал ее имени. Репортерша приподняла прекрасно очерченные светлые брови.

Оливия открыла рот в тот же момент, когда рука Адама сжалась вокруг ее талии, слегка поворачивая ее так, что она инстинктивно посмотрела на него. В его карих глазах невозможно было разглядеть и тени тревоги, их жидкая медь словно заливала ее теплом. У нее пересохло в горле; он смотрел на нее так, словно не мог оторвать взгляд. Потом он улыбнулся — такой улыбкой, что все внутри у нее сжалось.

— Дорогая, это Хелен Кендерсон, колумнистка из журнала «Фриссон». — Он обратился взглядом к репортерше. — А это, Хелен, моя номинантка на премию «Самая красивая женщина года» по версии журнала «Фриссон».

Он подтолкнул ее вперед, и она шагнула к репортерше, протягивая ей руку.

— Оливия Эванс, — представилась она.

— И как вы себя чувствуете, заполучив на ночь миллиардера? — Голос репортерши был мягким, ироничным, но ее голубые глаза выдавали напряженное ожидание.

Оливия примерно знала, что ей следовало бы ответить, но ее мозг отказывался повиноваться ей. От унижения она залилась краской.

Слева от себя она услышала смех. Ее сознание вновь оказалось во власти воспоминаний. Она была на детской площадке, где повсюду сновали девочки с косичками, в блестящих лакированных туфельках и с аккуратно упакованными коробочками с завтраком. «Моя мама говорит, что твоя мама — шлюха, и ты будешь точно такой же, так что мне запретили играть с тобой». Затем они окружали ее, скандируя: «Шлюха, шлюха, шлюха…»

Руки произвольно сжались в кулаки. Если сейчас все было так же просто, как в те годы. К сожалению, она вряд ли может позволить себе дать Хелене Кендерсон в нос. Еще хуже то, что единственные слова, которые готовы были сорваться с ее языка, были вряд ли цензурными.

Почувствовав, как Адам повернул голову, она оглянулась и увидела, что он своими карими глазами смотрит ей в лицо с выражением, смысл которого она не могла разгадать. Он обнял ее за плечи, мягкая ткань его смокинга коснулась ее ставшей неожиданно очень чувствительной кожи. Этот жест внезапно придал ей чувство абсолютной защищенности.

— Вы не угадали, Хелен, — произнес он приятным голосом, в котором, однако, невозможно было не услышать стальную нотку. — Оливия — не охотница за миллиардерами, она порядочная девушка, с которой я встречаюсь.

В груди Оливии вдруг разлилось тепло. Адам защищает ее? Но нет, скорее он просто думал, что подобное заявление защитит его от охотниц, собравшихся в зале. Хелен Кендерсон ненадолго замолчала. Взгляд ее голубых глаз стал острее.

— Что ж, считайте, что я удивлена, — сказала она. — Не припомню, чтобы вы когда-нибудь приводили свою девушку, порядочную или нет, на это мероприятие. Я думала, что вы — охотница за миллиардерами, каким-то образом незаконно проникшая в здание. Я что-то пропустила?

Адам был прав. Репортерские антенны Хелен буквально дрожали в мерцающем свете свечей. Паника наполнила вены Оливии адреналином; настало время собраться и играть отведенную ей роль.

— Нет-нет, вы ничего не пропустили, — сказала Оливия. — Я здесь, перед вами. — Широко раскинув руки, она могла только надеяться, что ее голос не звучал глухо. — Хоть статью пишите.

Хелен склонила голову набок, слегка нахмурившись.

— Что ж, в таком случае мне стоит смотреть внимательно. Анализ манеры Адама встречаться с женщинами несомненно добавит огоньку моей статье.

Адам Мастерсон снова улыбнулся:

— Не лезьте в это, Хелен. Но и не забудьте взять интервью у всех тех, кто пожертвовал подарки для аукциона, и сделать побольше фотографий гостей.

— Да-да-да. Не волнуйтесь. Считайте, что все уже сделано, мой дорогой. Приятного вечера, Оливия. — Слегка взмахнув рукой, Хелен растворилась в толпе.

Ха-ха! Приятного? Как бы не так; она уже ловила на себе алчные взгляды, полные зависти.

— Что теперь делать? Мне кажется, она что-то подозревает.

— Может быть. Но все, что нам нужно делать, — показывать сияющий образ идеального свидания, и все будет в порядке.

— Так я буду чувствовать себя лучше?

— Это все, что я могу предложить. — Он пошел вперед. — Нет нужды паниковать. Следуйте за мной, смотрите на меня с обожанием, и все будет прекрасно. Нам нужно только вращаться в обществе.

— Только?

Адаму было легко говорить, потому что он точно рожден был для того, чтобы вращаться в обществе. Оливии только и оставалось, что с обожанием смотреть на него, пока они кружились по великолепной зале, устланной плюшевым ковром, в котором утопали ее каблуки.

Адам должен был убедиться, что он поговорил с каждым гостем в отдельности — здесь улыбка, там — взмах рукой, в зависимости от ситуации, серьезный или шутливый. Кроме того, он повсюду тонко рекламировал аукцион. Нечего и удивляться, что он никогда не приводил на это мероприятие своих спутниц; он был занят своей ролью хозяина и организатора мероприятия, а Оливии отводилась исключительно декоративная роль. Которая давала ей хорошую возможность наблюдать за ним. Видеть, как идеально его фрак облегает тело. Любоваться его широкой грудью, мускулистыми бедрами, легкой походкой, красивым лицом.

Неудивительно, что ее гормоны не желали успокаиваться.

Она чувствовала его рядом во время богато сервированного ужина, и это волновало ее еще больше.

«Сосредоточься, Оливия». Например, на красиво накрытом столе с великолепными цветами посередине. На блеске плавающих свечей. На чем-нибудь кроме Адама Мастерсона и пламени желания, которое охватывало ее, стоило ему только коснуться рукой ее руки.

Ее вниманием полностью завладел Адам Мастерсон. Она была поражена силой его притягательности во время аукциона, когда он стоял на подиуме и, используя свой шарм и совершенную искренность, предлагал невероятно высокие цены.

Отведя глаза от подиума, она вздохнула. Адам Мастерсон воплощал все то, что ей не нравилось: богатый, заносчивый — он уж слишком напоминал ей кавалеров ее матери. Не говоря уже о том, что Оливия Эванс никогда не увивалась ни за одним мужчиной; она сама обладала такой притягательной силой, что мужчины увивались за ней.