Тайные сады Могадора - Альберто Руи Санчес

В самой жаркой части сада вдруг до меня долетел некий сухой аромат. Обдало жаром, который принесло легким дуновением ленивого ветерка. Дуновением, которое обычно несет с собой соль, и та оседает на веках и на губах. Вне эль-Рьяда это дуновение крепло и насвистывало со свирепой мощью. И только тогда я заметил еще один порог, еще один проход, что вел куда-то наружу. За порогом расположилась площадка, засыпанная песком. Там в беспорядке росли кактусы и возлежали камни цвета земли. Мы оказались посреди пустыни, аккуратно воссозданной в маленьком патио. Эль-Рьяд позади нас представлялся тенистым оазисом среди пустынных песков.

Песчаное пространство обрамлялось пальмами. Их кроны становились все более густыми и плотными по мере того, как мы приближались к ним и вглядывались в небеса сквозь тенистые кроны. Богатство флоры дополняли папоротники, уютно расположившиеся в тени пальм. Казалось, они были живой инкрустацией, нанесенной на кору деревьев. Под травяным пологом скрывался небольшой источник, незаметный с первого взгляда. Мы устроились на краю источника, опускали ладони в прохладную воду. Вдруг Хассиба подхватилась, вскочила на ноги и ринулась в глубину травяной стены, которая казалась плотной и непреодолимой. Хассиба скрылась в зарослях, прежде чем я успел сообразить, что произошло. Из глубины кущ до меня донесся ее голос: «Ищи меня, найди меня, но не ищи глазами, почувствуй силой своего тела, найди мое».

Подле источника, от которого так неожиданно и стремительно скрылась Хассиба, высилась каменная стела, по виду древняя, быть может тысячелетняя. На ней читалась надпись, выполненная искусным древним каллиграфом. Подобные мне уже встречались. Они похожи на те, что располагаются над входом в общественные бани, хаммамы. Надпись гласила:

Войди. Это сад, в котором тело трепещет на ветру сильней, чем даже растение, когда-либо распускавшееся на земле. Сад, в котором расцветают ощущения и чувства. Сад, в котором свод небесный и геометрия звезд свято оберегают невесомый полет пыльцы, зародышей снов, в час, когда они, сны и грезы, заставляют таять собственные отражения в зеркале родника. Войди.

Никакой дверцы не было ни позади стелы, ни рядом с ней, только узкая, едва заметная извилистая тропинка терялась в зарослях густых, высоких, благоуханных кустов. За шагом шаг я отдавался все новым и новым ароматам. Это был сад ароматов. Некоторые — приторно-сладкие, другие — острые, горькие или сухие. Встречались бодрящие и агрессивные. Не отдавая отчета, когда же именно это случилось, обнаружил, что мало-помалу научился различать, с каждым мгновением все точнее и увереннее, целую палитру запахов. Как вдруг явственно почувствовал, точнее, почуял аромат тела Хассибы, благоухание пола. Казалось, будто могу с закрытыми глазами угадать, где она. К моему полному изумлению, смог на перепутье безошибочно выбрать одну из трех тропинок, по которой она прошла.

Вошел в сад. Этот уголок более напоминал цепочку различных спален. В некоторых били фонтаны или сверкали маленькие пруды. Другие были укрыты сплошным ковром белоснежных цветов. А в одной — вытянутой, длинной, волшебной, — казалось, все оттенки цветов и сами цвета были под запретом. И даже кроны деревьев, высившихся тут же, утратили свой истинный зеленый цвет, взамен приобретя суровый, траурный вид: кронам передался мрачный оттенок их собственных стволов. Забавно, именно это отсутствие разнообразия позволило мне явственно различить все множества оттенков зеленого, подобно тем, кто видит мир в черно-белых тонах, различая все оттенки серого.

А еще в этом саду обнаружилось место в виде прямоугольной террасы, обрамленной с трех сторон густыми зарослями высоких кустов с удивительными треугольными листами. В комнате виднелась стена, из которой било девять родников. Вода стекала со стены в канал. Земля, покрытая сухими ветками и листвой, скрипела, как половица, под ногами при каждом моем шаге. Я прошел несколько метров, прежде чем осознал: громоподобный хруст, летящий из-под моих подошв, немного странный. Земля рождала совершенно иной звук, будто подо мной была не земля, а клавиатура, которую приводили в действия многочисленные родники, бившие ключом прямо из стены. Весь сад целиком вторил мелодией моим движениям, походке, моим шагам, моему спокойствию и неподвижности или моей тревоге и нервозности. Сад обратился моим собственным эхом, отражением, а я, быть может, превратился в один из его причудливых побегов. Я был одним из его шорохов.

Поднялся на террасу, окаймленную густыми зарослями. Ветер дул с силой. Там я потерял след Хассибы. Но где-то глубоко внутри неведомая сила толкала меня вперед, в истинном направлении, заставляла выбирать именно этот путь. Неведомая сила, притяжение, сродни слепому магнетизму, который родился меж нами, о чем говорила Хассиба, прежде чем скрыться от меня и бросить вызов. Неведомая сила, которую Хассиба предложила отыскать самому в этом саду, переполненном бесчисленными чудесами. В саду, где вожделение к Хассибе переплелось с самой природой. Сад, где я совершил превращение, обернувшись побегом, алчным корнем, страстно жаждущим прибежища и чудесной влаги.

И тогда я увидел ее. Вдруг. Она стояла в ожидании меня. Стояла в глубине ровной широкой площадки, которую рассекал канал с водой, худосочно узкий и очень длинный. Я стоял на одном краю, она — на другом. У самого истока, у круглого фонтана, что едва на пару сантиметров возвышался над поверхностью сада. Неспешно бил ключ, струйка неторопливо сочилась по каналу и в конце концов достигала моего края, пробежав почти сотню метров. Я застыл, не в силах оторвать взгляда от Хассибы, благоговейно созерцая ее, пожирая, упиваясь ее силуэтом. Словно вся мощь притяжения, уверенная, мирная красота текущей воды передались ее телу. Будто она обратилась упругим фонтаном, бьющим вверх, из земли, в рост человека, превратилась в неиссякаемый источник моих желаний.

Прошло еще пару минут, прежде чем я решился приблизиться к ней. Я уже ощущал ее сухие и страстные губы. Почувствовал неимоверное облегчение, ведь она была рядом и более не исчезала из виду. Почувствовал глубочайшую тоску и мучительное беспокойство при мысли, что все еще не могу дотронуться до нее и сжать в объятиях. Осознал: она приближается медленно и неторопливо, размеренно плывет по водам сонного, почти недвижного канала. Заметил: несомненно, она послала мне особый знак, который я увидел прежде, чем заметил ее саму. На маленький островок, сплетенный из кусков коры и сухих листьев, возложила свою миниатюрную ладонь, прихотливо исчерченную татуажем. Прежде ее ручка всегда прикрывала шею. Хамза, или рука Фатимы, — талисман-оберег, она обнажила его как знак согласия и желания разделить со мной свою судьбу.

Впервые обошел я весьма внушительную часть ее сада, не имея ни малейшего представления о его истинных размерах и расположении относительно дома. Все сложилось так, словно каждое новое пространство открывало проход в следующее, дабы вновь и вновь обследовать невообразимые глубины, бездны. Вместо того чтобы продвигаться все дальше и дальше вглубь территорий, я углублялся внутрь нас самих, в самую сердцевину, которая уже заставляла меня ощущать себя единым целым с Хассибой, словно новым молодым побегом, кем-то или чем-то, что проникает в кровь и вены того, кто любит.