Разжигая пламя - Ольга Ясницкая

Вот только если Хорёк сдержит обещание и казнит остальных… Как жить с этим? Всех освободить не получится, силёнок не хватит, да и не согласятся. У них есть принцесса со своими россказнями о светлом будущем. Разве что Харо захочет пойти, но тоже под большим вопросом, особенно после той драки…

Непростой выбор. Чья жизнь ценнее: одна или десяток? Конечно, любой другой сказал бы, что десяток, ни на минуту не сомневаясь, но для него жизнь Твин стоит сотен тысяч чужих жизней. Пусть это решение будет на его совести, как-то смирится со временем.

С мыслями о предстоящем Слай, наконец, пришёл в себя, даже дышать стало свободнее. Надежда — чудовищно сильная штука. Она способна разжечь не просто огонёк — неудержимое пламя, дай ей только волю. И он дал. Теперь дело осталось за малым.

На подходе к казарме кто-то тихо окликнул. Слай заглянул за угол, с удивлением обнаружив там Лию.

Только этого не хватало, месмерит её подери!

— Что ты здесь делаешь?

— Ты где пропадал?! — она схватила его за руку, требовательно глядя в глаза. — Что с лицом? Кто тебя так?

— Король бои устраивал.

— Правда? И когда же?

— Вчера.

Лия недоверчиво сощурилась:

— Странно. Как раз вчера я видела его собственными глазами, когда в кабинете прибирала.

— Да что ты пристала! — он выдернул руку. — Уходи, не до тебя сейчас.

— Пойдём со мной, — Лия обвила руками его шею, — выпровожу остальных, побудем наедине.

Слай небрежно отцепил её руки:

— Держись от меня подальше, Лия. Мы не пара, поверь.

— Всё из-за этой сучки, да?

— Не твоё дело, — грубо, но иначе не получилось бы, слишком она к нему привязалась.

К тому же, давно пора это прекратить. Твин — единственная, кто ему нужен.

— Пошёл ты, говнюк! — Лия с размаху влепила ему звонкую пощёчину и выбежала из части.

В глубине души кольнула совесть: зря он так с девчонкой, можно было и мягче от неё избавиться, но ни сил, ни времени на расшаркивания не было. Переживёт как-нибудь, жизнь вообще чертовски несправедлива и даже минуту счастья приходится чуть ли не выдирать зубами.

Замаскировавшись, он пробрался в казарму. Все уже отдыхали после очередного длинного дня. Разве что Триста Шестой о чём-то спорил полушёпотом с Девятнадцатым. Твин крепко спала, уткнувшись носом в скомканное покрывало. Слай склонился над ней, коснулся губами щеки.

«Никто не посмеет тронуть тебя даже пальцем, клянусь! Мы сбежим, только ты и я, плевать на остальных».

Бесшумно забравшись на своё место, он накрылся с головой, радуясь, что удалось остаться незамеченным, закрыл глаза и мгновенно провалился в тяжёлый, тягучий как смола, сон.

***

— Только не говорите, что поверили ублюдку, — Шед скрестил руки и прислонился плечом к дверному косяку.

— Не неси чушь, — отозвался Корнут, выдвигая ящик стола. — Мальчишка даже лгать толком не умеет.

— Я бы мог развязать ему язык.

— Мне это не нужно.

Шед озадаченно почесал затылок:

— Тогда для чего весь этот спектакль, господин советник? Я целый день провёл в этом чёртовом подвале, даже поесть толком не удалось.

Корнут покрутил в пальцах пузатый мешочек, под завязку набитый золотыми, и швырнул детективу. Тот ловко словил его на лету и небрежно сунул в карман куртки.

— Узнаешь в своё время, — Корнут устало опустился в кресло, — а пока свяжись с Брайаном. Пусть даст тебе стрелу из своей хвалёной коллекции. Припрячь её в надёжном месте, скоро понадобится. И поторопись с поисками, я должен знать всё об этом проклятом Исайлуме.

В окно настойчиво постучали. Потом ещё раз. Сон уже пропал, но открывать глаза не хотелось. Керс повернулся к стене и накрылся покрывалом с головой. После ночной попойки единственное, чего хотелось, — тихо сдохнуть.

Забарабанили уже сильнее, но он стойко продолжал притворяться мёртвым.

От открытой двери повеяло морозом, послышались лёгкие шаги, совсем рядом скрипнула половица. Надежда, что незваный гость проявит сочувствие и по-тихому отвалит, быстро испарилась — видимо, о сострадании в Исайлуме не слыхивали.

— Доброе утро, златоглазый! — покрывало грубо сдёрнули.

Опять эта заноза! Хорошо, что поленился ночью портки снять, неловко бы как-то вышло, ребёнок всё же.

— Отвянь, малявка, — Керс уткнулся лицом в подушку. — Дай поспать.

— Вождь твой приехать, тебя звать, — обиженно сообщила Агот.

Чёрт, как невовремя! Новость, конечно, отличная, но толку от него сейчас меньше, чем от хромой кобылы. Проклятый арак! Гореть ему ярким пламенем…

Он с трудом поднялся, стараясь сосредоточить взгляд на одной точке. В голове гудело так, что мысли в ужасе разбегались; в горле сухо, как в Мёртвых Пустошах под палящим солнцем.

Глаза девчонки коварно заблестели, и она оглянулась на стол. Кувшин с водой, раскачиваясь, поднялся в воздух, медленно подплыл к нему и завис над головой.

— Пить хотеть? — с невинной улыбкой поинтересовалась Агот.

— Хотеть, хотеть, — передразнил он. — Давай сюда.

— Держи!

Сосуд наклонился, и всё содержимое выплеснулось прямо ему на голову.

— Ну, шельма малая, — незлобно прорычал Керс и, поймав за рукав уже норовившую смыться проказницу, подхватил на руки.

Кувшин грохнулся на пол, разлетелся на части.

— Отпусти! — заверещала она.

Не обращая внимания на её крики, он с лёгкостью закинул девчонку на плечо и направился к выходу.

— Что, мать вашу, здесь происходит?! — подскочил ничего не соображающий спросонья Бродяга.

— Утренние процедуры, — пояснил Керс и, распахнув дверь, вышел на порог.

— Отпусти, я сказать!

— Как скажешь.

С визгом Агот рухнула в сугроб и, отряхиваясь от снега, принялась ругать его на уруттанском. Хмыкнув, Керс уклонился от снежка и закрыл дверь изнутри.

— Севир здесь.

Бродяга провёл ладонями по заспанному лицу и, кряхтя, принялся одеваться.

— Чёртов арак, в последний раз пью эту дрянь, клянусь всеми шестью пальцами на правой руке.

— Где-то я это уже слышал.

— Этот раз точно последний! — прозвучало это как-то неубедительно, да и сам Бродяга вряд ли верил в сказанное.

Керс наспех оделся и вышел из дома. Агот ждала его у крыльца. Её щёки пылали, глаза задорно блестели. В раскрасневшихся от мороза руках она мяла снежок, давно превратившийся в ледышку.