📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаАльбигойские войны 1208—1216 гг. - Николай Осокин

Альбигойские войны 1208—1216 гг. - Николай Осокин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 71
Перейти на страницу:

Таково было направление римской политики на Юге, когда случились события, потрясшие всю Европу и послужившие непосредственным толчком альбигойских войн.

Петру де Кастельно однажды удалось встретиться с графом Раймондом VI. В последнее время Раймонда, поглощенного феодальными войнами в Провансе, увидеть было трудно.

Между тем Петр искал его давно, ибо о сути происходящего следовало объясниться открыто. Между ними произошел следующий разговор, воспроизведенный позднейшим историком из летописных данных.

– Граф, вам пора наконец объявить, кто вы, друг или враг наш, – начал легат. – Если вы – покровитель ереси, то присоединяйтесь явно к еретическим баронам; если же вы не расположены к ней, то разите ересь в сердце, ибо иначе она, как язва, пожрет все ваши домены.

– Я так бы и сделал, господин легат, если бы некоторые провансальцы не причинили мне тяжкого зла, думая отложиться от своего законного сюзерена.

– Но они предлагали вам мир.

– Знаю; но на каких же условиях?

– Вам, конечно, герольды передавали их.

– Да, хороши условия! По-нашему, господин легат, такой мир во сто крат хуже войны. Они хотят мне связать руки и ноги и заставить ходить на их помочах. Клянусь Сен-Жилем! Нет, я достаточно хитер, чтобы не попасться на зубы волку, которого сам же затравливаю. Дайте нам кончить эту войну; тогда, в качестве феодального сеньора, я сделаю для Церкви все, что могу.

– Если так, то сейчас же удалите из вашей армии осужденных еретиков, которые заражают остальных воинов.

– Никогда, государь легат, никогда. Вальденец ли, католик ли – все одинаково храбрые служаки в день битвы.

– А! Теперь я вижу, вы прямой защитник ереси.

– Ничуть. Я терплю ее, и только.

– Вздор! Тот, кто не за нас, – тот против нас! Читайте, – воскликнул, теряя самообладание легат и, положив сверток, запечатанный папской печатью, вышел из комнаты[19].

Раймонд развернул грамоту и прочел следующее.

«Благородному мужу Раймонду, графу Тулузскому, дух мудрого совета! Если бы мы могли раскрыть твое сердце, то нашли бы в нем и увидели гнусные мерзости, совершенные тобой. Но так как сердце твое крепче камня, то можно еще пробить его словом благости, но невозможно проникнуть в него. О! какая гордыня овладела твоим сердцем, сколь велико твое безумие, язвительный человек; ты не хочешь знать мира с соседями и нарушаешь законы Божеские, желая присоединиться к врагам веры. И кто ты такой, один противящийся миру, чтобы подобно врагу кинуться на труп в то время, когда могущественнейшие государи и сам король apaгонский клялись блюсти мир по приказу легатов апостольского престола. Не краснеешь ли ты, нарушив клятву, которую дал, обещая изгнать еретиков из своих владений? Когда, во главе разбойников apaгoнcкиx, ты свирепствовал по всей Арелатской провинции, епископ Оранский просил тебя пощадить монастыри и хотя бы в праздничные дни воздержалъся от опустошения страны, а ты клялся в это самое время, что не будешь уважать ни праздников святых, ни воскресных и что лишишь бенефиций всех тех, кто служит Церкви. Клятву, или лучше клятвопреступление, тобой совершенное, ты держишь гораздо крепче, чем твои клятвы, вынужденные обетованием блаженной кончины. Нечестивый, жестокий, варварский тиран, не ты ли себя покрыл позором покровительство ереси, не ты ли отвечал на эти упреки, что найдешь среди еретиков епископа, вера которого лучше католической? Не тебя ли обвиняют в вероломстве, когда ты, презирая просьбу канделских монахов восстановить истребленные тобой виноградники, тщеславно оберегал имущество еретиков? Легаты по справедливости отлучают тебя и налагают интердикт на твою страну. Поскольку ты предводительствовал шайкой арагонцев, презирал дни поста и праздников, в которые должен бы был заботиться о безопасности и мире, поскольку ты отказываешься поступать честно с твоими врагами, клятвенно предлагающими тебе мир, поскольку даешь общественные должности жидам, к стыду имени христианского, поскольку опустошаешь монастыри и церкви, храмы обращаешь в укрепления, увеличиваешь налоги, поскольку изгнал нашего почтенного брата, епископа Карпантра из его епархии, – за все это мы подтверждаем их распоряжение и сим повелеваем, чтобы оно было приведено в исполнение, если ты немедленно не дашь нам должного удовлетворения. Но, несмотря на тяжелейшие прегрешения твои, как против Бога и против Церкви вообще, так и против нас в частности, мы, следуя данной нам власти исправлять заблудших, обращаемся к благородству твоему и увещеваем, напоминанием суда Господня, принести скорее покаяние, сообразное твоим преступлениям. Однако, не будучи вправе оставить без наказания столь великие несправедливости против вселенской Церкви и против самого Господа, даем тебе знать, что мы накладываем интердикт на земли, которыми ты владеешь от Римской Церкви. Если же и подобное наказание не заставит тебя вернуться к своему долгу, тогда мы примем меры, чтобы все соседние государи поднялись против тебя, как против врага Христова и гонителя Церкви, и удержали бы за собой те земли, которые захватят, дабы исторгнуть их из твоей власти, потворствующей еретической заразе. И всем этим не истощится гнев Господень над тобой; рука его, доселе над тобой распростертая, раздавит тебя и покажет, что трудно избегнуть гнева Его, так преступно вызванного. Написано в Риме, у Святого Петра, 26 мая, лето же папствование нашего десятое от Рождества Xристова год 1207»[20].

Так, ровно с середины первосвященничества Иннокентия, изменилась его политика. Все паллиативные меры отжили в его глазах свое время: он успел потерять веру в пользу той системы, которую создали Диего и Доминик, не угрозой, а собственным примером и увещеванием дейcтвoвaвшими на заблудших. Папа, доселе гуманный, с высоты своего престола грозит оружием. Как объяснить эту резкую перемену?

Дело в том, что Иннокентий наконец понял: компромисс с альбигойцами немыслим, на его убеждения они, сильные своим духом, не сдадутся; папа понял, что вскоре католицизму грозит борьба за существование. Если не он, то его преемники должны будут действовать против ереси оружием. Оказавшись перед этой горькой необходимостью, Иннокентий III осознал свою миссию. Трагичность истории поставила его в положение, противное принципам его характера, но совершенно соответствовавшее чертам той мировой теократической системы, которую он хотел создать.

Внезапной переменой его убеждений объясняется и редакция буллы. Она полна натяжек, и потому доводы убедительные в ней чередуются с ничтожными; в ней заметно желание придраться, по возможности мотивировать свое дело, отыскать какие бы то ни было доводы, взять количеством аргументов и характером их подачи. Указав на распоряжение легатов, булла выражается: «Итак, поскольку одновременно с тем и перед этим и т. д.», будто дальнейший перечень нов, будто он не исчерпан самой сущностью прежней формулы, будто не ясно просвечивает желание поразить одним количеством видимо разнообразных преступлений. Виноградники кандельские слишком не важны сравнительно со всей системой оппозиционных действий тулузского графа. Судьба одного епископа была незаметна в сравнении с систематическими гонениями на католическое духовенство в Лангедоке. Частная феодальная тяжба наскоро привязана к религиозному и мировому вопросу. Папа изображает себя защитником политических прав свободного народа цветущей страны, только кое-где терзаемой шайками арагонцев, но, если демократизм Иннокентия не противоречил римской политике, и тем более его личным убеждениям, то здесь он – одно из орудий к страстным нападкам на графа Тулузского.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 71
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?