Запрет на чувства - Валентина Кострова

— Мне пора. Приятно было познакомиться. — Серхат подмигивает, поправляет манжеты пиджака и идет в сторону бизнес-центра, где только что скрылась парочка. Я смотрю ему в спину до тех пор, пока не скрывается за стеклом раздвижной двери.

Нервно улыбаюсь, потом перестаю улыбаться. Как-то странно себя чувствую. Смотрю на двери, отвожу глаза, и вновь смотрю, а перед глазами парочка. Что-то заставляет меня об этом думать, не пойму только что.

— Привет, моя красивая сестренка! Ты голодна? Я жутко голоден, — через несколько минут появляется перед моими глазами Алекс, обнимает и направляет в сторону пешеходного перехода. Мы идем недолго, кафе находится рядом с бизнес- центром. Свободный столик нам быстро находят, Алекс на ходу делает за двоих заказ, только после этого я задаю любопытный вопрос, после размышлений о тех двоих, что приехали:

— Твой начальник только что приехал?

— Каан?

— А еще кто-то есть?

— Серхат, он по-русски типа зама.

— И кому ты подчиняешься?

— Двоим. Каан доверяет Серхату, как своей правой и левой руке, тем более Эльван влюблена в Серхата, как кошка, постоянно трется рядом.

— Эльван? — у меня уже от чужих имен кружится голова, никогда в повседневной жизни так много не встречала иностранных имен. По работе как-то на имена не заостряю внимания.

— Сестра Каана. Да не забивай голову, нам детей с ними не крестить. Мы с разных орбит и вряд ли когда-нибудь пересечемся.

— Ты как всегда прав, братишка, — улыбаюсь, полностью соглашаясь с братом.

Мы с ним родились в довольно скромной по финансам семье. Четко понимали, что хорошая жизнь в наших руках, что лучше быть независимым, чем постоянно следить за настроением человека, который имеет право управлять твоей жизнью. Правда, вот до самостоятельного бизнеса я с Алексом еще не доросла, но кто знает, возможно через пять лет мы будем работать на себя. И независимость — это свобода.



Люблю утро. Люблю, потому что это единственное время лично мое, когда я принадлежу самому себе и меня никто не трогает. О том, чтобы меня за завтраком никто не трогал — знают все, но тем менее я сейчас слышу шаги в сторону в столовой. Откладываю планшет, беру чашку.

— Доброе утром, Каан! — при всем параде, словно вот-вот выйдет из дому, появляется тетя.

— Доброе утро, Валиде, — сухо приветствую тетю, сдержанно ей улыбаюсь, скрывая свое раздражение. — Почему так рано на ногах?

— Решила позавтракать с любимым племянником, который последнее время избегает даже ужинать дома в окружении семьи, — Валиде элегантно садится за стол, сразу же появляется служанка, ставит перед ней столовые приборы. Беру в руки вилку и нож, делаю вид, что ничего вокруг не изменилось. Просто не замечаю присутствие тетки.

— Мне вчера звонил Джигах, спрашивал, как твои дела.

— С каких это пор Джигаху есть дело до моих дел? — приподнимаю бровь, вкладывая в свой взгляд всю свою власть над этой женщиной. Валиде поджимает губы, выпрямляется на стуле, словно ее примотали к столбу.

- Ты же был в отношениях с его дочерью.

— Был.

— Девочка очень страдает, — быстрый взгляд из-под ресниц в мою сторону, я равнодушно пожимаю плечами. Мне все равно, как Эше переживает наше расставание.

— Она думала, что у вас все серьезно.

— Ты проснулась так рано, чтобы спросить было ли у меня с ней все серьезно? — приподнимаю брови, жду ответ, Валиде тушуется, опускает глаза. — Тетушка, вы многое для меня сделали, но это не дает вам никакого права влезать в мою личную жизнь. Я же в вашу не влезаю, — возникшее молчание повисает между нами, тетя бледнеет, начинает активно накладывать себе в тарелку еды.

Валиде я действительно благодарен. Это она взяла меня под свое крыло после внезапной гибели родителей в Швейцарии, куда они отправились кататься на лыжах. Мне было четырнадцать лет, когда произошла трагедия. После похорон никто особо не церемонился с моими чувствами. Меня за шкирку швырнули во взрослые игры. Далекие родственники хотели взять надо мной опекунство, прибрать к рукам бизнес отца. Валиде имела больше прав на опеку, так как она являлась сестрой моего отца, но она не смыслила в бизнесе. Борьба длилась больше года. То что дело всей жизни покойного отца было все еще на плаву — полная заслуга заместителей и людей, которые не хотели терять работу. В шестнадцать лет, под руководством опытных юристов, людей, что работали долго с отцом, я занял место руководителя. Вместо беззаботной юности окунулся в жестокий мир бизнеса, учился быть беспощадным, эгоистичным, местами деспотичным человеком. Теперь оглядываясь назад, могу сказать, что мне не о чем жалеть. Я на своем месте, я занимаюсь тем, чем мне нравится и другой жизни не представляю.

— Может ты все же позвонишь девушке и поговоришь с ней?

— Иногда мне кажется, что тебе, Валиде, стоит посетить врача, пройти полное обследование. Мои слова как-то не доходят до тебя, или ты их просто не слышишь, — показательно спокойно кладу салфетку возле тарелки, отодвигаю стул и встаю.

— Ты будешь сегодня ужинать дома?

— Не обещаю, — слегка склоняю голову в уважении. — Приятного аппетита, тетя.

Когда никто меня не видит, позволяю на своем лице отразиться эмоциям. Сейчас меня перекашивает от гнева и досады. Ненавижу, когда лезут не в свое дело. Когда нарушают мои личные границы. Когда думают, что их мнение мне важно. Ни хрена. Если бы я прислушивался к каждому шепоту, к каждому слову со стороны — в моей жизни давно бы все превратилось в пыль. Только жесткий контроль себя и окружения, только продумывание несколько шагов вперед, умение предвидеть то, что и в мыслях нет — все это позволяет мне быть на верхушке в мире бизнеса, иметь вес в обществе и все знают фамилию Бергикан. Я работал и работаю для этого.

* * *

— Ты уверен, что в этот раз все пойдет по твоему плану? — вопрос Серхата заставляет поднять голову от документов.

— Разве раньше возникали проблемы? Или у нас проблемы? — прищуриваю глаза, задумчиво рассматриваю своего зама, человека, которому могу на семьдесят процентов доверить свою жизнь. Тридцать — у меня всегда все под подозрением.

— У меня какое-то предчувствие нехорошее.

— Предчувствие? — хмыкаю, вновь углубляюсь в бумаги.

— Ты не веришь в такие вещи?

— Я? — смеюсь, качая головой. Серхат смотрит серьезно, предельно серьезно. Не думал, что такая тема имеет место быть в нашем мире, где четко все распланировано и запланировано.

— Не верю. Я сам себе хозяин и неожиданности — это точно не про меня.

— А если ты ошибаешься?

— Я не ошибаюсь. — точка в конце предложения говорит о том, что обсуждению дальнейший разговор не подлежит.