На волне шока - Джон Браннер

испугался, что его могут ударить прямо через разделительное стекло, и примирительно пробормотал:

— Мы всего лишь привлекаем науку на службу морали. Вы, надеюсь, видите, что…

— Я вижу перед собой человека, на которого мне впервые в жизни хочется наложить анафему. Вы совершили грех по отношению к малым детям, а потому лучше было бы повесить вам мельничный жернов на шею и потопить вас в пучине морской. Идите от меня во тьму вечную!

Лицо Флакнера мгновенно покрылось красными пятнами, голос наполнился колючим гневом.

— Вы еще пожалеете о сказанном — обещаю! Вы оскорбили не только меня, но и тысячи добрых сограждан, которым моя компания помогает спасти детей от геенны огненной. Вы за это ответите!

Флакнер повернулся на каблуках и вышел из кабины.

Разлагающее действие света и энергии

— Гейла, разумеется, в порядке! Что может для ребенка стать более радостным открытием и лучшим утешением, чем понимание того, что мать, которую она сознательно любила, но подсознательно ненавидела, убита — и все же жива?

Флакнер вытер пот со лба, надеясь, что испарину отнесут на счет летней духоты.

— А теперь разрешите позвонить с вашего телефона? Если можно, без посторонних. Родителям не обязательно знать наши методы во всех подробностях.

Сидя в яркой освещенной комнате с углубленным в пол бассейном, отражающим огни, мелькавшие среди распятий, статуй Будды и увенчанной розами шестирукой Кали, Шэд Флакнер набрал код отдела анонимных донесений корпорации «Континентальный свет и энергия».

Услышав нужный звуковой сигнал, он ввел код Церкви бесконечного прозрения, затем группу цифр, означавшую «использование благотворительных пожертвований не по назначению», и еще одну — «имущество, арестованное в ожидании решения суда». Эти меры автоматически уничтожат кредитный рейтинг священника. Напоследок он ввел команду «оповестить все компьютеры системы кредитной экспертизы».

Пусть теперь попляшет. Шэд довольно потер руки и вышел из комнаты. Отследить, кто сделал звонок, практически невозможно. Он не работал в «Свете и энергии» уже два года, текучка персонала составляла шестьдесят пять процентов в год, фальшивые данные в систему мог ввести любой из полумиллиона бывших сотрудников.

Прежде чем его преподобие Лазарь продерется сквозь дебри взаимосвязанных компьютеров кредитной экспертизы и прижучит свежевылупившегося «червя», успеет превратиться в голодного оборванца.

Так ему и надо.

Всему свое (но не реальное) время

Во время перерыва, пока медсестра чем-то брызгала субъекту в горло, чтобы к нему вернулся голос, Хартц посмотрел на часы.

— Хотя работа требует времени, — пробормотал он, — нельзя же работать так медленно — просматривая меньше суток за день.

Фримен по обыкновению ответил улыбкой, напоминающей оскал черепа.

— Если бы так было всегда, то я бы до сих пор расспрашивал его о работе консультантом по образу жизни. Не забывайте: едва мы поняли, где искать, мы сумели записать все данные о его прежних личностях. Нам известно, чем он занимался. Теперь важно установить, какие он при этом испытывал чувства. В некоторых случаях связь между ключевыми воспоминаниями и невероятно мощной реакцией видна с первого взгляда. Вам повезло наблюдать сегодня именно такой случай.

— Отождествление себя с девочкой и паническим бегством? Как параллель со своей жизнью гонимого существа?

— И не только. Боюсь, что много больше. Взять хотя бы наложенное на Флакнера проклятье и триггер, который вызвал этот порыв. Такое поведение вполне укладывается в образ святого отца Лазаря. Теперь надо выяснить, насколько глубоко оно отражает истинное «я» субъекта. Сестра, если вы закончили, я хотел бы продолжить работу.

Эмоциональный день, тучи сгущаются, жарко

Нет, я должен, ДОЛЖЕН научиться контролировать свой темперамент, даже перед лицом оскорблений человеческой природы вроде…

Какого черта?!

Лазарь, охнув, очнулся от забытья. Накануне вечером он не мог заснуть несколько часов, в памяти вибрировала угроза Флакнера — пришлось прибегнуть к таблетке. Главный факт не сразу проник в ватный мозг.

Компрессор замолчал!

Перекатившись на бок, Лазарь проверил светящиеся часы с автономным питанием у изголовья кровати. 7:45 утра. За окнами трейлера все еще стояла непроглядная тьма, хотя солнце давным-давно взошло, метеосводка обещала ясную погоду, а мембрана купола, когда была туго натянута, пропускала свет почти полностью.

Выходит, питание отрезали, и купол опустился на землю — все двадцать две с половиной тонны.

Голый, чувствующий себя жутко уязвимым Лазарь спустил ноги на пол и повернул ближайший выключатель, чтобы убедиться в достоверности своей догадки. Темнота давила страшным гнетом. Хуже того — воздух уже испортился. Виной тому, несомненно, грязь, жир и зловонная сырость, которые, пока купол был надут, оседали незаметной тонкой пленкой, а теперь уплотнились в толстый слой наподобие отложений на стенках канализационных труб.

Свет, как и ожидалось, не зажегся.

Забастовка? Вряд ли. Те немногие работники национальной автоматизированной системы энергоснабжения, что еще могли позволить себе бастовать, обычно ждали наступления морозов и выпадения снега. Отключение из-за перегрузки? Тоже сомнительно. Летних перегрузок не случалось аж с 1990 года. Людей приучили не относиться к электроэнергии как к бесплатному воздуху.

Надо сказать, что с 1990 года выросло целое новое поколение. Включая самого Лазаря.

Авария на АЭС?

После тройной аварии прошлого года, судя по доскам объявлений «Дельфи», много денег было поставлено на то, что до новой аварии пройдет не менее двух лет. Лазарь все же решил послушать единственный принадлежавший ему радиоприемник на батарейках. По закону, в агломерациях с населением более миллиона человек на случай предупреждения о бунтах, стычках племен и катастрофах продолжала вещать хотя бы одна монофоническая радиостанция. Батарейки почти сели, однако, прижав приемник к уху, Лазарь сумел расслышать, что диктор говорил о рекордных ставках на количество игроков, погибших во время сегодняшнего футбольного матча. Случись катастрофа на АЭС, предупреждения о радиации передавали бы нон-стоп круглые сутки.

Тогда какого… Флакнер!

Лазарь почувствовал, как по спине побежали мурашки, и поймал себя на мысли, что жадно смотрит на слабый, расплывчатый свет циферблата. Темнота как будто символизировала материнскую утробу (отражение судьбы Гейлы и ей подобных, обреченных расти не свободными людьми, а подневольной скотиной, порождением случки фрейдистского психоанализа с бихевиоризмом), в которой он находился, а загадочный свет предвещал выход из