Кутюрье Смерти - Брижит Обер

Он схватил труп Жюльет одной рукой, поднял его, гордясь своей силой и четко обрисовавшимися мускулами, кинул на стол, застеленный клеенкой, взял большую пилу и принялся за работу.

Пила поскрипывала.

Жан-Жан устал. Устал думать, устал работать, одним словом — устал жить. Никакого желания полгода изводить себя мыслями, откуда берутся эти огрызки трупов, и совсем уже никакого — искать того двинутого, который их режет и снова сшивает.

Лаборатория трудилась денно и нощно, но безрезультатно.

Пресса делала свои бабки на «пазлах смерти», шеф все время доставал его. Отдыхающие, за счет которых жил город, не горели желанием включать в программу своих развлечений «встречу с безумным убийцей».

Старика-бродягу звали Ганс Майер. Родом из Эльзаса. Его смогли идентифицировать благодаря депортационному номеру. Старый, впавший в детство наркоман шатался по всему городу и был совершенно безобиден. Красавец мужчина оказался итальянским каменщиком — женат, четверо детей. А с этой кассиршей еще того хуже! Эта святая вкалывала по двенадцать часов в день, чтобы прокормить троих детей, ненасытную мамашу и алкоголика-мужа… Маловероятно, чтобы среди их родственников отыскался преступник.

В морге трупы «подновили» ввиду необходимости опознания родственниками. Когда их одели, швы стали незаметны. Но забавного в этом ничего не было.

Жан-Жану пришлось выслушивать жалобы и рыдания, выдержать обмороки и стоны, короче, все то, от чего его тошнило.

А теперь исчезла эта девчонка.

И как бы случайно, рядом со сквером. Исчезла три дня назад. Коротышка механик из гаража печенку проел Жан-Жану рассказами о том, что в сквере всегда полно двинутых, а полиции, конечно, на это плевать, она предпочитает собирать штрафы за неправильную парковку!

Жан-Жану так и хотелось въехать ему в рожу, но он сдержался. Гнилое лето. Гнилое расследование. Неужели там, наверху, думают, что он из-за этого не поедет в отпуск? В конце концов он решил пойти опрокинуть стаканчик, потому что в горле у него пересохло. Ему точно мог помочь хороший, только что приготовленный пастис. Конечно, он предпочел бы стаканчик бурбона, как в «Голливудских ночах», но бурбон не утолял жажды.

Жан-Жан удостоверился в безупречности своего отражения в зеркале, висевшем на двери кабинета, вырвал волосок, торчавший из левой ноздри, и в отвратительном настроении покинул место службы.

— Посмотрим, что можно из этого сотворить?

Коротышка погрузился в размышления. Он опустил голову Жюльет на стол и стал к ней внимательно приглядываться. Когда берешься за коллаж, нужно хорошо понимать, на какой эффект рассчитываешь.

Необходимо вызвать удивление. Насытить произведение смыслом. Осмыслить, как сказали бы психопаторы. Что действительно нужно, так это нечто огромное, большое, жирное, это бы прекрасно контрастировало с головкой девочки. Худенькие ручки, маленькая головка и огромное тело, как будто надутое гелием. Что-то вроде огромной человеческой куклы. «Doggi Bag»[5]— новый друг ваших детей!

Сегодня все точно с ума посходили. Не город, а сплошная пробка. Тысячи автомобилистов истерично сигналят. Очередь на катер, который возит на острова, расположенные в бухте, растянулась метров на сто. Все так и норовили исподтишка двинуть сумкой-холодильником по ногам соседа и ткнуть зонтиком в чье-нибудь брюхо.

Марсель зевнул. Они ругались с Мадлен до двух ночи. Он смертельно устал. Затертые в потоке машин автобусы, мотоциклисты без шлемов, нескончаемые выгрузки-погрузки, запрещенные стоянки, терроризм то и дело ссущих собак, старые сатиры, юные пьяницы, бродяги, клептоманы… Его, полицейского Марселя Блана, все это по-настоящему достало! Поспать и отдохнуть — больше он ничего не хотел. Уехать на Аляску и кататься по льду… Бог мой, ну и туша!

Толстяк с трудом шел по площади, переваливаясь как утка. Под необъятной гавайской рубахой подпрыгивали складки жира, живот висел, покрывая ляжки, как фартук. Марсель невольно засмотрелся на него — ему было неловко, но он не мог оторвать от толстяка взгляд. И не только он.

Толстяк прислонился к стене, перевел дыхание. Затем снова принялся переставлять ноги. Его бока, вдоль которых висели огромные руки, напоминали говяжью филейную часть, выставленную на мясном прилавке, а торчавшие из сетки с продуктами банки консервов били его по чугунным коленям.

За передвижением толстяка следили пронырливые маленькие живые карие глазки. Потом их взгляд задумчиво остановился на Марселе. Не прошло и мгновения, как он засверкал злобной радостью; этот жесткий взгляд, как всполох желтого пламени, обжег Марселя, но когда тот, почувствовав необъяснимую тревогу, обернулся, на него уже смотрели вполне нормальные, дружелюбные глаза.

А ведь Марсель обернулся сразу же. Показалось, что кто-то за ним следит. Чувство было неприятным. Но он не заметил ничего особенного.

Коротышка оседлал мотороллер. Этот толстяк мне нужен. Сию минуту. Прямо сегодня вечером. Мне нужна эта трясущаяся плоть, эта двуногая туша, эта восхитительная масса сырьевых ресурсов. Он мне нужен…

— Я на минуту в мастерскую. Сейчас вернусь…

Патрон кивнул — он был не в состоянии отвлечься от требований налогового инспектора, проевшего ему всю плешь.

За толстяком следить было не сложнее, чем за китом, прокладывающим себе путь в саванне. Он прошел несколько улиц, покачиваясь при каждом шаге, приблизился к парадной двери старого дома, с облегчением нырнул в подъезд. Конечно, он никакого внимания не обратил на остановившийся позади него мотороллер.

Толстяка звали Роже. Лоран Роже. Ему было тридцать три года. Мать его умерла два года назад; в тот год он достиг стотридцатикилограммового рубежа. Теперь он весил сто сорок четыре. Жил он один, впрочем, женат он никогда и не был, ему так и не случилось «познать» женщину. Он предпочитал замороженные равиоли.

Уже запыхавшись, толстяк начал подниматься по лестнице. Он не знал, что делает это в последний раз — в последний раз надрывается на этих проклятых ступеньках. Однако, знай он об этом, может, такое ему не очень-то и понравилось бы…

Марсель, стоя перед шкафом, закончил вытираться, снял с крючка одежду и начал одеваться, рассматривая при этом в зеркале собственный брюшной пресс. Ни жириночки, отметил он с удовлетворением. Тот же силуэт, что двадцать лет назад. Влажные волосы приятно холодили шею. Он чувствовал себя легким и вместе с тем весомым. Он чувствовал себя сильным. Мужественным. По понедельникам он ходил на тренировки по карате. Там-то он и познакомился с Жан-Ми. Жан-Ми привел с собой Жаки и Бена, а Бен убедил записаться в группу и Паоло. Сюда ходили и другие полицейские, потому что вел занятия бывший чемпион Франции по карате.

Краем глаза Марсель увидел Жан-Жана, который стоял под душем и вовсю разговаривал с парнем из отдела нравов Ослом Руди. Марсель превратился в слух.