Манька-принцесса (сборник) - Мария Садловска

Захлебываясь от волнения, брызжа слюной, он делился с Голодком планами:

– Понимаешь, Николай, Галя не успела получить мой подарок. Ну, тот, где две фигуры… ты знаешь. Значит, я должен их как-то перенести на крест. Кроме козы, конечно. Как ты думаешь, это не грех?

Голодок понятия не имел, грех ли это, тем не менее авторитетно отвечал, что не грех.

Закончил работу Микроба к концу лета. У края могилы он залил маленький фундамент, а затем установил на него крест.

По поселку разошелся слух: на могиле Гальки Коромыслихи Ванька поставил какой-то удивительный крест, не похожий на другие. Все ходили на кладбище посмотреть, что за диво сотворил Микроба. Приходили, долго глядели. Кое-кто говорил: негоже на святой крест лепить всякую любовную чепуху – разных там голубков, птичек. Постояв, люди замолкали и покидали кладбище в раздумьях.

А потом он опять запил. Сначала надо было отметить окончание работы, как говорится, обмыть. Обмывали два дня вместе с Голодком. Дальше Ванька пил один, потому как Наталка, жена Голодка, пригрозила мужу: разведется с ним, если тот не остановится.

Умер Ванька-Микроба для всех неожиданно. Всего на каких-то полтора года пережил свою Галюню. На ногах был до последнего дня.

Еще с вечера они с Голодком, как всегда, выпивали. Правда, Иван слишком рано, как показалось Кольке, предложил расходиться. Выпито было всего полбутылки. Не помог даже безотказный тост «в память о Гале». Микроба решительно спрятал оставшиеся полбутылки в тумбочку, резонно заметив, что им с Колькой будет в аккурат на завтра для опохмелки. А Галюню он и без выпивки помнит – она у него в душе. Голодку ничего не оставалось, как, ругнувшись вполголоса, уйти.

На второй день с утра Колькина жена Наталка заставила мужа починить в конце концов насест для кур, пригрозив: иначе выгонит Голодка и на порог больше не пустит. Привыкший к подобным угрозам и не реагировавший на них, Колька в этот раз ретиво взялся за дело, и уже ближе к обеду в сарае стоял новый куриный насест, сверкая аккуратными строганными рейками.

Пока Наталка, расчувствовавшись, побежала в дом приготовить что-нибудь вкусненькое к обеду непутевому мужу, Голодок, вспомнив о недопитой водке у Микробы, решил перед обедом пропустить рюмочку, уверенный, что жена не узнает. В предвкушении приятных минут он живо помчался к Ивановой хате. Зайдя во двор, Голодок удивился: сарай Микробы был закрыт, и оттуда доносились осипший петушиный крик и громкое кудахтанье кур. Проходя мимо, он машинально поднял крючок на двери, открыв сарай. Петух и куры с растопыренными крыльями устремились во двор.

Входная дверь в дом Микробы была не заперта, и Голодок привычно зашел в комнату. Видя, что хозяин еще лежит в кровати, Колька громко поздоровался и, деловито открыв тумбочку, достал вчерашнюю бутылку, с удовольствием отметив, что водки не убавилось. Поставив на стол рюмки, Голодок поспешил налить себе и выпить, справедливо рассудив, что ему надо быстрее, иначе Наталка заметит его отсутствие. Безнадежным взглядом окинув стол в поисках закуски, он налил водки в Иванову рюмку и, обернувшись к кровати, где лежал хозяин, сказал:

– Заспался ты сегодня, Ванька! Я уже кур твоих выпустил. Вставай да выпей для бодрости!

Микроба молчал и не шевелился. Колька с Ивановой рюмкой в руке подошел к кровати и взглянул в лицо хозяина. Оно напоминало скульптуру. Заостренные нос и подбородок резко выдавались вперед. Колька в панике вылупил глаза и испуганно опрокинул Иванову рюмку себе в рот. Потом, ничего не сознавая, попытался трясти Микробу за плечо. Потрясти не удалось: плечо словно окаменело. Рюмка из руки Голодка выпала, а сам он стрелой вылетел во двор…

Все это Колька Голодок уже в который раз рассказывал соседям, не забывая в особо волнительных моментах (а их было много!) опорожнять рюмку. Ближе к вечеру то же самое рассказывала его Наталка, потому как Голодок не выдержал – слег. Из окна раздавался его мощный храп.

Хоронить Ваньку-Микробу оказалось некому. Родственников не было. Вся надежда была на Петра Коломийца – как-никак, а Микроба его растил. Дозвонились в поселок, где жил Петр Алексеевич с семьей. Дома его не оказалось, был в отъезде, на курсах повышения квалификации. Сама Маня приехать не может, не с кем оставить деток, но позже они обязательно приедут.

Расходы на похороны взял на себя сельсовет. Да и соседи все враз сдружились. Баба Полька принесла из узла, приготовленного, как она выражалась, «на смерть», пару полотенец и кусок полотна для обивки гроба. После ее почина в дом покойника, не переставая, несли вещи, необходимые для похорон.

Сам председатель сельсовета не мог присутствовать на них – перевозил сына с семьей и имуществом в новый дом. И лошадей он использовал тех, что обычно везли гроб. Поэтому послал пару гнедых с добротной повозкой: он на них ездил к начальству. Не забыл председатель и об официальной скорбной речи: ее надо произнести у могилы. Исписанный от руки листок, много раз почерканный, он дал Зинке-секретарше (она же и посыльная), приказав почитать у могилы. Кладбище находилось вблизи Ванькиной хаты, и мужики решили: грузить на повозку гроб с покойником нет смысла. С лошадьми на кладбище все равно не проедешь, будем гроб нести попеременно на плечах.

Из-за торжественности момента повозка с парой гнедых, вымощенная соломой, прикрытой байковым одеялом, медленно катилась вслед за процессией до ворот кладбища.

В центре повозки на подушку Наталка поставила увеличенную фотографию в рамке, где были в обнимку сняты Иван и Галька. Это была единственная фотография в доме покойного. Была мысль разрезать фотографию – оставить одного Ивана, но Голодок не разрешил.

Яму выкопали рядом с могилой Галины Коломиец. Небольшой кусочек земли треугольной формы, упиравшийся одной стороной в ограду кладбища, другой – в захоронение Галины, был неудобным. Все от него отказывались, как будто специально приберегая для Ваньки-Микробы.

Когда процессия с покойником остановилась у выкопанной ямы, Зинка-секретарша, волнуясь и запинаясь, громко начала читать с листка. В очередной раз сбившись, она решительно сунула листок в карман и совсем другим голосом тихо сказала:

– Мы сегодня хороним дядю Ивана. Он никогда никому не делал зла. А еще он носил Петьку Коломийца на спине в школу…

В этом месте Зинка захлюпала носом и после паузы добавила:

– Я это очень хорошо помню, сама видела!

Зинка вытерла платком лицо и отошла, закончив официальную часть. Гроб стали опускать в яму. Плакать было некому. Всплакнула баба Полька, представив собственные похороны.

Когда яму заровняли землей, вдруг сыпанул дождь, восполняя недостаток слез по умершему… Но тут же прекратился. На свежий холмик положили яркие цветы – на дворе стоял конец августа.

Колька Голодок достал из повозки гладкую дощечку, специально им припасенную. Попросив у Зинки карандаш, начал было писать: «Микроба Ив…» Рядом стояла почтальон Оксана, разносившая старикам пенсию. Увидев, что пишет Голодок, она негодующе проговорила: