Гремучий Коктейль 3 - Харитон Байконурович Мамбурин

Но знал другой. Точнее, знал лорд Алистер Эмберхарт.

— Прощение ничего нам не даст, Мао Хан. Как и изгнание или даже казнь, — вздохнул я, глядя на не подающего признаков жизни китайца, — Тебе нужно учиться. В первую очередь — учиться думать, во вторую — узнавать мир за пределами вырастившего себя клана. Понял?

— Д-да, господин!

Учиться, учиться и еще раз учиться. Так-то, если подумать, то слуга мне нафиг не нужен был с самого начала, да еще и полученный от одного из теневых кланов Китая. Чай не баре, штаны натянуть сами можем, а полы вымыть, если припрёт, мне не западло. Как и нанять приходящую служанку. Но, с другой стороны, очевидно преданного (или просто не ценящего свою жизнь) человека отталкивать не стоит. Не с нашим количеством проблем. Так что ждёт Мао Хана учеба трудная и разносторонняя, как и тренировки. Сам юный китаец не владел вообще никаким оружием, даже этим своим кунг-фу. С одной стороны логично, но с другой — какой из него тогда слуга ревнителя?

Поменявшись местами с несравненной Анной Эбигейловной, я пошёл в купе смотреть на Кристину. Жена изволила на меня дуться с момента, как я хамски и в лоб заявил всей её семье, что жизни им император точно не даст, если они не прекратят «капризничать». С точки зрения старых и заслуженных дворян подобное обвинение было более чем серьёзным, но они и сами обо всем давно догадывались. Упорствовали, да, но теперь поняли, что предел терпения у монарха видим и ощутим. Терновых терпели и посмеивались за их спинами? Да. Эпатажное поведение, как знак мягкого протеста? Тоже да. Но этому пришёл конец тогда, когда им было даровано княжество.

Шансы, что в новоявленном княжестве Дайхард не будет огромных проблем, для решения которых потребуется поддержка монарха — были ничтожны. Это понимали мы все.

— Нам нужно серьезно поговорить, — воспользовался я самым древним, грязным и женским приёмом, входя в купе, — Прямо сейчас.

Разговор выдался долгим и тяжелым для обоих. Суммарно у нас двоих была такая куча неприятностей, с которой вообще не живут, а стреляются после утренней чашки кофе. Может быть, даже в сортире. Неудовольствие императора, акаи-бата, Парадин, должником которого являюсь я, а кровником — моя жена. Демон по имени Амадей, о котором мы дали слово никому не говорить. Ревнитель, с которым мы будем проходить нашу сверхраннюю стажировку. Общество, как справедливо заметила моя жена, не готовое смириться с новым князем. Многие бы поняли князя Тернова, даже приняли со скрипом, но Дайхарда? Царапающего слух иноземного Дайхарда? Вряд ли.

— И еще Красовский! — хлопнул я в ладоши, вспоминая эксцентричного бандита-простолюдина, — Вряд ли он решит прервать наше знакомство. Всё перечислил? Есть что добавить?

— Есть, — нехотя сказала Кристина, отводя глаза в сторону, — Сильверхеймы. Точнее, Сильвия Сильверхейм.

— Что?! — поперхнулся я, вспоминая, как видел тогда еще Тернову, напряженно общающуюся с моей родственницей, — Это тебя как угораздило?

— Ей было кое-что нужно от меня. Очень нужно, — вздохнула девушка, — А я ей отказала. Не затаить обиду она не могла.

— И почему ты ей отказала?

— Она не мой император, — очень серьезно ответила сидящая у окна девушка.

— Мы либо будем разбираться с проблемами по мере их наступления, — подумав, ответил я, — либо свихнемся, пытаясь угадать, где и как что случится. Во всяком случае, стоит проинформировать Витиеватого и нашего будущего, гм, начальника. Авось убежит.

На том и порешили.

Возвращению в Питер я радовался как ребенок, только про себя. Москва, несмотря на то что особо побродить по ней не получилось, слишком уж ошеломляла. Мода на почти выпрыгивающие тебе в лицо сиськи кажется классной только первые полчаса, а потом просто всё замыливается перед глазами. С иномировыми гостями это сработало почти также — столица ошеломляла, она слишком уж серьезно била наотмашь по твоим органам чувств. Петербург, где женщины просто красили волосы в несколько цветов, был куда спокойнее.

Прибыв в родной дом, я тут же отправился через дорогу в академию, навестить дорогих моему сердцу друзей. Дорогих, потому что пришлось тащить с собой многое в качестве взяток — а именно большой пакет свежей, еще горячей сдобы, нехилый сверток с разными сластями, закупленными в Москве, и… ботинок. Один из пары, в которой я приехал в Питер.

Приготовления оказались совсем не напрасны.

Отпихнув взвизгнувшую Пиату, в раскрытую ей дверь попыталась пролезть широченная собачья морда с заранее распахнутой пастью, из которой вырывался жуткий хрип. Уронив на пол ботинок, я стал свидетелем, как ушибленный на всю голову бульдог хватает его голодной акулой, а затем с рычанием скрывается, под возмущенные звуки двух других обитателей этого места. Правда, войти я не успел, так как следующего «нападающего» почему-то больше интересовала не одуряюще пахнущий сдобой пакет, а вовсе даже я. Так что пришлось смотреть в глаза хозяину квартиры, имея на шее маленькую девушку-слугу, обнимающую меня за шею.

— Меня ж не было всего несколько дней! — неловко бурчал я, поддерживая предплечьем Пиату под её компактную, но довольно мягкую, задницу.

— Тебя очень долго не было! — компактный блондин, сидящий за заваленным бумагами и учебниками столом, явно был сердит, — Мне эти дни показались вечностью!

— О, ты тоже соскучился? — покачал я Пиатой, намекающе ухмыляясь другу.

— Век бы тебя не видать! — чуть не сплюнул тот, — Кейн, ты… у тебя квартира, Кейн! А я живу в собачьей будке! И по чьей вине в этой будке еще оказалась и собака, а?!

— Так я вместе с ней же ключи оставлял от квартиры? — недоуменно пожал плечами я, чувствуя, как объятие за шею стало чуток… покрепче, — Не знал же, можно тут держать животных или нет, поэтому…

— Пиата…, — змеей зашипел славный потомок Азовых, — Пиата…

— Тебе что, просто лень ходить было до моего дома?! — неожиданно понял я, щекой тыкая в ухо мелкой негодяйки, — Да?

Действительно, я оставил запасной комплект ключей, чтобы в случае, если Курва не потерпит школьная администрация, Константин мог легко вернуть его в родные пенаты, а затем лишь посылать служанку кормить и выгуливать бульдога. Только вот Пиата посылаться не любила и уж тем более — не любила посылаться на регулярной основе!

— Конечно же ей было лень! — не выдержав, вскочил хозяин самой ленивой, ехидной и вороватой из всех эйри Ларинена, — Ах ты мелкая дрянь!

Секунда — и моя шея свободна также, как и левая рука, в которой был довольно увесистый пакет сдобы, а по коридору раздается бодрый топоток ножек низшей эйри, решившей дать своему хозяину