Торпеда для фюрера - Вячеслав Демченко

— Это понятно… — поморщился Давид Бероевич Гурджава, и сам хорошо помнивший осень 41‑го: «Эвакуация… Если это и можно как-то назвать, то разве что «героическим бегством». — Однако взорвать-то завод, насколько я помню, успели?..

— Не успели… — вздохнул Овчаров и, прежде чем лицо Гурджавы вопросительно вытянулось, успокаивающе поднял ладони. — Там пустые цеха остались, успели железяки вытащить. Да ещё буквально в тот же день, как немцы вошли, разбомбили оставшееся всё детальным образом. Армейская авиация помогла.

— Всё-всё? — невинно поинтересовался Гурджава, чуткий к ноткам голоса коллеги.

— Разбомбили всё, — после некоторой паузы повторил Овчаров, — …что было на причалах не вывезенного. И сами причалы… частично, — значительно добавил он и уставился на Давида Бероевича поверх тонкой оправки…

— А что-то было и в море… — констатировал полковник Гурджава.

— То-то и оно, — неохотно согласился Овчаров. — Монитор «Синоп», царский ещё. Собственно, потому и приписанный к «Гидроприбору» для стрельбищных испытаний, что староват… Да нет, конечно, не на расстрел приписанный, — хмыкнул Овчаров в ответ на недоверчивый взгляд Гурджавы. — А то искали бы мы его, надо очень. На нём пару торпедных аппаратов обновили специально для испытаний серии «53–40».

— И что он? Почему ищем?.. — Проникаясь дурным предчувствием, начальник разведштаба выстучал папиросу о крышку «Казбека».

— Да вот потому и… — сердито передёрнул плечами новоиспеченный начальник флотского Смерша. — Потому и ищем, что пропал. И пропал, кстати сказать, во время последних испытаний.

— Вместе с испытуемым «изделием»? — глухо промычал Гурджава, подкуривая.

О том, что пропажа дореволюционного монитора случилась отнюдь не «кстати», он уже догадался.

— Оно вроде как булькнуло без следа. Нет, вместе с одним очень непростым воентехником. Таким себе Хмуровым… — подался назад Овчаров.

Несмотря на долгую свою штабную бытность, он так и не обвыкся с революционными манерами накуренных дворцов.

— Нехорошо как-то… — отмахнулся от дыма Георгий Валентинович. — Пропади он в море как бесхозный «Синоп», так пропади и пропадом. А то ж ведь на берегу исчез, зараза, и как раз в дни немецкого наступления.

— На берегу… — поморщился, в свою очередь, и Гурджава, и уточнил свои дурные предчувствия: — А где именно?

— А чёрт его знает, — развёл руками полковник Овчаров. — В том-то и дело…

Крым. Осень 41 г. Якорная бухта. Полигон завода «Гидроприбор»

Тучи клубились над морем, словно железная окалина отражалась в клинковой полированной стали полного, типично предштормового штиля.

— Пал Михалыч, а где Пал Григорич? — деловито, вытирая руки замызганным передником, поинтересовался кок, выглянув откуда-то из-под локтя капитана.

Несмотря на «инвалидскую», выражаясь старорежимно, выслугу во флоте, ни привить, ни вбить в бритую голову кока, старшины первой статьи Юлдашева, понятие субординации было невозможно. С чем кавторанг Верховицкий, по правде сказать, давно уже смирился, но под наивно-недоумённым взглядом представителя отдела боевого обеспечения флота всё равно было как-то неуместно и неловко…

— Я ему болтушка сделал, как он любит… — с семейной заботливостью ворчал кок, озираясь вокруг и не придавая значения ни грозно сведённым бровям капитана, ни изумлённо поднятым — представителя штаба флота.

— Старшина Юлдашев… — попытался «вытрезвить» его кавторанг Верховицкий подчёркнуто форменным обращением. — Вам что, на камбузе делать нечего?

Да где там…

— У него желудок болной… — вполне исчерпывающе, как с его точки зрения, пояснил своё присутствие на испытаниях кок и уже готов был подвинуть голыми, раскрасневшимися на холоде, руками каперанг-инженера, то есть, представителя, но…

— Инженера Бреннера нет, — поторопился развернуть его кавторанг Верховицкий восвояси. — На берегу остался.

— Как остался?.. — всплеснул руками Юлдашев. — Опять?!

С одной стороны, не могло быть, чтобы ведущий инженер «секретки» — секретного участка завода — не участвовал в испытаниях собственного детища, «изделия». С другой… В конце августа, сразу после выхода малоизвестного указа[2], Павел Григорьевич уже раз не дошёл до трапа «Синопа» — старорежимного монитора, приспособленного под испытания новых «изделий». На полпути его перехватила характерно угрюмая пара в фуражках с васильковым околышем. Пара из Особого отдела «Гидроприбора», — крайне зловредные товарищи, как с точки зрения Юлдашева, так, пожалуй, и со всех прочих. Но тогда дирекции завода товарища Бреннера удалось отстоять как ведущего специалиста.

— Займитесь, наконец, своими прямыми обязанностями… — раздражённо посоветовал кавторанг.

Но, глянув на постную мину тибетского монаха, которая прописалась на лице волжского татарина, смилостивился и пояснил:

— На НП твой Павел Григорьевич. Наблюдает… — пояснил капитан 2-го ранга ещё раз, хотя вроде как на таком объекте, как «НП», ничего другого и делать нельзя было.

— А… — облегчённо протянул татарин, но с места не сдвинулся: стал озираться, кому бы ещё предложить свою фирменную «болтушку», незаслуженно почитаемую им как замечательное лечебное средство по части гастроэнтерологии.

Следующим по юлдашевскому ранжиру мог быть только Лёвка Хмуров.

Ничего, что вслед за главным инженером «секретки» Юлдашев величал и праздновал, ну и прикармливал по мере возможности, простого воентехника. Лёвка Хмур того стоил. И это было не только его личным мнением.

Собственно, дипломированным инженером воентехник Хмуров по прозванию Левша не был. Как-то не сложилось то ли с институтом в нужное время, то ли с самим этим временем (пять войн и три революции — шутка ли?), а потом уже и не до того было. И среднее специальное образование успел он получить едва-едва, почти что экстерном, что, в общем-то, в «оборонке» никак не праздновалось, но допускалось иногда.

На Руси таких мастеров со времён сказочных называли «Левша». Должно быть, с такой легендарной прозорливостью и назвали его родители Лёвкой. То ли Лев, то ли Лаврентий — этого он уже и сам не помнил, поскольку было давно, в 1891-м. Но Левша из него вышел прямо-таки по Лескову, фольклорный. Искусности необычайной. Привезут из Питера или, как по-новому, Ленинграда какой-нибудь мудрёный эпроновский прибор, который там, или на жутко засекреченном номерном заводе, может быть, и работал исправно, вытворял, чего следует, — а тут, в цеху «Гидроприбора», наотрез упирался. Высококвалифицированные, в синих халатах, руками разводят. Зовут тогда Лёву Хмурова, не инженера, но пайка ради «специалиста минно-торпедных средств». И он точно, как в том анекдоте, с зубилом и «божьей матерью» вмиг… Ну, во всяком случае, в разумные сроки приводит мудрёную хреновину в чувство. Где надо — мигает, чего надо — жужжит да переключает исправно.