У времени в плену. Колос мечты - Санда Лесня

с шлюхами путался. Сразу после праздника мы уедем в Стамбул.

Сбитый с толку Батиште безмолвно глядел на нее. И она не понимает, какая над ними собирается гроза. Жажда бабьей мести затемнила ее расчетливый ум стамбульской торговки.

Он ушел еще более подавленным. Усевшись на скамеечке под мягкими лучами весеннего солнца, советник снова погрузился в свои тревожные мысли.

— Что же делать? — в который раз задавал себе этот мучительный вопрос Батиште. — Может, запрячь лошадей в рыдван и одному уехать? Но сомнения каждый раз заставляли его менять собственные замыслы. Страх, что непокорные бояре могли выставить на дороге заслоны, удерживал его от бегства. И все-таки нужно было что-то предпринять.

— Отдыхаешь, жупын советник? — услышал он голос, в котором признал Василе-астролога, человека ученого и искусного звездочета.

На Василе были домотканые портки, заправленные в толстые шерстяные носки, легкие лапти, льняная рубашка и овечья безрукавка, какую носят крестьяне в горах.

Батиште не ответил.

Василе посмотрел в бескрайность неба.

— Воистину чуден мир божий! Небосвод днем ясный, а по ночам, как смола, и усеян звездами. И каждая звезда смысл свой имеет в этом мире без конца и начала. Таковы и мы, пришедшие на землю. Всяк со своей судьбой, со своим смыслом живет. Одни в трудах и в чести, другие — в безделии и распутстве.

Батиште не слушал его. Мрачные мысли уносили его далеко отсюда. А между тем, звездочет продолжал:

— Но в итоге каждый получает по заслугам. И не следует рассчитывать на добрую пшеницу осенью, ежели весной посеял сорную траву.

Василе закинул за спину свою котомку и молвил:

— Счастливо оставаться, жупын советник!

— Ты куда? — вскинулся, словно проснувшись, Батиште. Мелькнула мысль — уйти вместе с этим человеком. — Куда ты путь держишь?

— Из мира пришел, в мир возвращаюсь, — ответил Василе и неспешно шагнул к главным воротам.

Батиште оставался безутешным. Не был он для Василе попутчиком. С завистью смотрел вслед этому необремененному жизненными заботами человеку, легкому, как ветер, и, как ветер, вольному.

Советник крикнул, чтоб подали рыдван и поехал домой. Мысль о бегстве не покидала его.

После долгой всенощной город только начинал жить. Слуги открывали ставни и в мытых накануне окнах пламенел солнечный лик. У калиток девушки болтали с парнями, хрустели жареными бобами и хихикали. Дети в чистой одежонке носились по дворам, дразня собак. Горожанки в отглаженных платьях глядели из окон на улицы, по которым ходили и трезвые, и пьяные — как бывает в обычный праздничный день. Не успел кучер советника свернуть на Банную улицу, как дорогу им загородили рыдваны нескольких греческих бояр, мчавшиеся к господарскому двору.

— Что случилось? — высунулся в окошко советник.

— Великая беда идет, кир Батиште! — испуганно крикнул кто-то. — Взбунтовались ихние бояре!

— Поворачивай, Митре, коней! — приказал советник. Слишком долго он раздумывал, теперь, кажется, поздно. Кто бы мог предположить, что они так быстро обернутся.

Господарский двор заполнялся греками. Кое-кто был даже в исподнем — так захватил их недобрый час. Город гудел от яростных голосов и топота копыт. Все дороги, улицы и переулки, ведущие ко двору, были теперь забиты боярскими людьми.

Весть, что бояре со своими вотчинными поднялись против господаря, растревожила все окрестные села.

— Пошли и мы! — кричали люди, распаляя друг друга. — Пускай воевода и нам справедливость сотворит! Совсем задавили податями! Мочи нашей нет более!

— Даже золу из печки выгребают!

— Пускай вернут хлеб и скотину, что силой отобрали!

— Бейте в колокола, люди! Пойдем всем миром!

Хватали крестьяне все, что ни попадало под руки: вилы, топоры, косы и выходили из сел на большаки. Там к ним присоединялись другие и все вместе бесконечным потоком двигались к Яссам.

Горожане спешно запирали свои дома, задвигали засовы ворот и стояли у заборов, со страхом глядя на бунтовщиков.

— Бейте греков! — ревела толпа, круша топорами окна и двери домов. Некоторые пытались ворваться и в боярские дворы, с остервенением грохоча по запертым воротам. К ним выходили слуги и ласковыми словами убеждали идти громить дома греков. Однако не все давали уговорить себя.

— Нечего и бояр щадить! Это они привели к нам саранчу, они!

Ворник Лупу с кучкой бояр смотрели с колокольни армянской церкви на Верхний город, над которым стали подниматься столбы дыма и огня. Доносился грозный гул толпы.

— Погибель творит там голытьба, — сказал боярин Фуртунэ. — Говорят, врываются и во дворы наших бояр.

Ворник щипнул себя за ус.

— Знал я, что небезопасно сдвинуть чернь. Как бы они не наделали беды и на других улицах. Остановить их надобно! Прибрать к рукам!

— Просим тебя, ворник, сотвори это! — сказали бояре.

— Быть посему! Все возвращайтесь к дружинам, что вам подчинены, а я выйду им навстречу по Пырвулештской улице.

Когда толпа, затопившая узкую улицу, увидала боярских людей раздались крики:

— Назад, братья! Назад! Капкан нам строят вражины!

Ворник толкнул вперед своего коня и поднял над головой саблю, ослепительно сверкнувшую на солнце.

— Остановитесь! — приказал он громовым голосом.

Толпа застыла.

— Куда, христиане, путь держите? — прокричал он, не давая людям прийти в себя.

— К господарю идем! Пускай нам правду творит! — послышались голоса.

— Ежели это так, значит, одна дорога у нас у всех. И мы на греков жалобу имеем. Это они, воры, грабят вас и землю нашу разоряют.

— На них, на них! — взревела толпа.

— Воли моей слушаетесь? Под моей рукой пойдете?

— Слушаемся, твоя милость!

— Да поможет нам господь наш Иисус Христос, ныне воскресший из мертвых, чтобы избавить землю нашу от прожорливой греческой саранчи!

— Айда на греков, люди! Смерть собакам!

Ворник встал во главе мятежной толпы и повел ее к дворцовой площади. Своих людей бояре расставили вдоль стен.

— Пускай выходит воевода, правду нам творит! — гудели вокруг.

Батиште протиснулся сквозь набившуюся в господарском дворе толпу греков, которые в отчаянии хватали его за полы кафтана.

— Кир Батиште, кир Батиште! Что с нами, несчастными,