Флейта - Мара Вересень

— он поднес к губам флейту, белую и тонкую кость в розоватых прожилках, и проиграл несколько тактов. Фонарики, огибающие холм кольцом, качнулись на невидимой нити, словно от ветра, а я поднялась. Не его волей, своей, и сделала шаг вперед.

— Я звал не тебя.

Может он стал говорить иначе или я перестала реагировать на звуки его голоса, но колени больше не подламывались, а дрожь и экстаз можно перетерпеть.

— Мне нужны чистые непорочные души, только они могут заглушить пустоту внутри. Испорченные отправляются указывать путь ко мне. Твой свет иной природы. И он мне ни к чему. Но он так ярок, что за ним ты не видишь искру, которая отозвалась моей флейте.

Снова качнулись фонари, и мне в спину дохнуло жарким. Горячо было ногам и животу. Сдавило уши, как при резком перепаде давления. Флейтист качнул головой, повел плечами и оскалился.

— Та тварь, что зовет тебя, сильна, но не сильнее меня, — прошипел он, нервно сжимая пальцы на своем жутком инструменте, вдохнул, улыбнулся, блеснув сахарно-белыми клыками, и позвал: — Иди… Сюда…

Я закричала, падая и закрывая руками живот, в тщетной попытке защитить.

— Иди…

— Иди, — сказал позади меня родной голос и добавил, куда именно, а поверх моих полупрозрачных рук, легли другие, горячие, и черные пламенные крылья спрятали от всего.

У меня здесь нет голоса, я его сорвала, так мне было больно от того, что я сама убила свое чудо, я потеряла…

6

“Я потеряла ребенка!”

Кричала, но изо рта не вырвалось ни звука. Меня что-то держало за руки и под грудью, и ноги тоже. Я забилась в путах, как внезапно ожившая на разделочной доске рыбина, но до того, как я успела открыть глаза, принимая реальное и неизбежное, мое мокрое лицо обняли две горячие ладони, и первое, что я увидела — две свечи.

— Нарэ, — беззвучно выдохнула я, но знала, сейчас — слышит, — Нарэ, я потеряла нашего…

— Тише, тише, свет мой, — говорил он, касаясь своими губами моих, кривящихся от сотрясающих меня изнутри рыданиях, — тише, я успел. Все хорошо, я успел. С ней все будет хорошо, с нашей девочкой. Слышишь меня?

— Конечно слышит, — прозвучал рядом деловитый и немного раздраженный голос Аманды, мгновенно усмиряя мою истерику, будто внезапно вывернутый ушат холодной воды. — Мужчины… Да развяжите вы ее уже!

Ворнан отпустил мое лицо и убрал удерживающие меня ленты.

— Зачем? — как могла, знаками, спросила я.

— Ты… — он покосился на Аманду. — Вы были беспокойны и целителям пришлось вас обездвижить, чтобы они могли делать свою работу.

— Им бы не пришлось делать столько работы, если бы ваш уважаемый супруг, госпожа Пешта, сразу позвал меня, вместо того, чтобы лезть самому туда, где он мало что понимает, — заявила веда Зу-Леф, отвоевывая себе место у моей кровати.

Могла бы обойти, но ей нужно было обязательно потеснить Ворнана. Даже забавно. Я смотрела, как ведьма с сосредоточенно-загадочным видом возит ладонью над моим, пока еще плоским, животом и не могла поверить, что чудо — произошло, потому что в той моей другой жизни в другом мире сложилось совсем иначе.

— Я сделал то, что было нужно, учитывая обстоятельства, уважаемая веда, — процедил ведьмак, усаживаясь в кресло рядом.

— Учитывая только обстоятельства “здесь и сейчас”, без малейшей мысли о “там и потом”. Хотя любая мало-мальски грамотная ведьма, женщина, — уточнила она и посмотрела на Ворнана сверху вниз так, будто у нее на носу висели очочки, — подумала бы и не стала бы останавливать кровотечение таким варварским способом и голой силой.

— Считаете, у меня было время искать нужный настой? — мастер разговаривать сквозь стиснутые зубы аккуратно взял мою руку и принялся поглаживать запястье. Я вспомнила ребенка с мертвой кошкой и вздрогнула. Ворнан тут же подобрался.

— Вам больно?

Я качнула головой и показала на свое горло и рот.

— Придется помолчать несколько дней, — успела ответить первой Аманда. — Это из-за отвара, восстанавливающий голос, который вы его сорвали, когда кричали. Ну нельзя же так убиваться, милочка, перепугали всех…

Аманда закончила свои манипуляции, положив руку поверх моего живота, и я почувствовала, как замерли пальцы Ворнана. Зу-Леф снова посмотрела на него, как на нашкодившего ученика, демонстративно попрощалась только со мной и вышла.

Мне показалось, или в коридоре мелькнул надменный профиль Мартайна? Ему-то что здесь нужно? Или там сейчас целая делегация пасется? Отчего-то представлялась вереница посетителей, состоящая из всех тех, что пришел в гости по просьбе Ворнана. И гном-кровельщик тоже. Черепицу поправить, которую у меня очень скоро сорвет к гулям от того, что все обошлось.

Вот уж не думала, что в организме еще есть, чем плакать. На сей раз повод был стоящий, но я снова напугала мужа. Он вскочил, я представила, как на пальцах пытаюсь объяснить понятие “слезы радости” и ничего делать не стала. Просто улыбнулась, глядя на него, и потянулась рукой к животу. У Ворнана сделалось странно сосредоточенное лицо и, кажется, вошедшие целители, две женщины, лишили меня очередной порции сдержанных вороньих нежностей. Его выставили несмотря на возражения.

Ворнан оставил мне блокнот и карандаш и, уходя, по обыкновению, покосился на меня поверх плеча, а взявшись за ручку двери, дернул плечами, будто вместо лопаток у него под пиджаком, прятались крылья, и им там, под плотной тканью, было тесно и неудобно.

Он опять не спал, караулил меня. Сколько я вообще здесь? Пришлось изводить вопросами целительниц, в отместку за то, что они изводили меня осмотром. Я нахально не давала приступить к следующей процедуре до тех пор, пока одной из них не надоело отмахиваться от блокнота.

В ходе насильного опроса выяснилось, что моей дочери всего четыре недели и беспокоится уже не о чем, если не пренебрегать регулярными визитами к целителю и избегать. Список перечисленного избегаемого тянул на свод правил для поднадзорного, и я поняла, что никогда не пойму этот специфический целительский юмор. А главное, не пойму, в каком месте они начали мстить за недостойное примерного пациента поведение.

Когда целительницы меня покинули, в комнату, совершенно ими незамеченный, умудрился просочится вампир. Он старательно и многозначительно делал круглые глаза и прикладывал палец к зубастой улыбке. А мне вот только что советовали потрясений