Эпидемия. Настоящая и страшная история распространения вируса Эбола - Ричард Престон

Его вырвало.

Черная рвота выплеснулась изо рта через ларингоскоп. Черно-красная жидкость фонтаном выстрелила в воздух, окатив доктора Мусоке. Она попала ему в глаза, расплескалась по его белому халату и по груди, стекая нитями красной слизи, перемешанной с черными хлопьями. Она оказалась у него во рту.

Он поправил голову пациента и пальцами убрал кровь из его рта. Руки доктора по локоть были перемазаны кровью. Кровь была повсюду – на каталке, на докторе Мусоке, на полу. Медсестры отделения интенсивной терапии не верили своим глазам. Доктор Мусоке посмотрел в трахею и ввел ларингоскоп глубже в легкие. В дыхательных путях была кровь.

Воздух устремился в легкие пациента, и тот снова начал дышать.

Пациент, очевидно, был в шоковом состоянии от потери крови. Он потерял ее столько, что началось обезвоживание. Кровь текла практически изо всех отверстий тела. Крови не хватало, чтобы обеспечить циркуляцию, и сердце билось очень медленно, а артериальное давление опустилось до нуля. Ему нужно было переливание крови.

Медсестра принесла пакет цельной крови. Доктор Мусоке подвесил пакет на стойке и ввел иглу в руку пациента. С венами явно было что-то не так; из прокола полилась кровь. Доктор Мусоке попробовал еще раз, введя иглу в другое место на руке пациента в поисках вены. Безуспешно. Кровь продолжала течь. Куда бы он ни вводил иглу, вены рвались, как сваренные макароны, выпуская кровь, которая стекала по руке пациента, не желая останавливаться. Было ясно, что это ненормально. Доктор Мусоке перестал пытаться провести переливание, опасаясь, что пациент истечет кровью из-за крохотных отверстий на руке. У пациента продолжалось кровотечение из кишечника, и вытекающая кровь теперь была черной, как смола.

Кома Моне стала глубже, и он больше не приходил в сознание. Рано утром он скончался в отделении интенсивной терапии. Все это время доктор Мусоке был рядом с ним.

Они не представляли, что его убило. Смерть была необъяснима. Вскрытие показало, что его почки и печень были разрушены. Печень была желтой и частично превратилась в жидкость – она была похожа на печень трупа. Создавалось впечатление, что Моне был мертв еще до фактической смерти. Жидкость в кишечнике, внутренняя оболочка которого отделилась, тоже обычно встречается у трупов, пролежавших несколько дней. Что же на самом деле было причиной смерти? Невозможно было определить, потому что вероятных причин было слишком много. В организме этого человека буквально все пошло не так, убить его могло что угодно: сворачивание крови, массивное кровотечение, превращение печени в пудинг, внутренности, полные крови. Не сумев подобрать слова, категории или язык, чтобы описать произошедшее, они наконец обозначили этот случай как «молниеносная печеночная недостаточность». Останки Моне упаковали в водонепроницаемый мешок и, согласно одной из записей, похоронили где-то поблизости. Когда много лет спустя я был в Найроби, никто не вспомнил, где его могила.

24 января 1980 года

Через девять дней после того, как рвота пациента попала в глаза и рот доктора Шема Мусоке, у того появилась боль в спине. Он не был склонен к болям в спине – на самом деле, у него никогда не было серьезных болей в спине, но ему было почти тридцать, и он подумал, что начинается тот период жизни, когда у некоторых мужчин появляется боль в спине. В последние несколько недель он достаточно сильно устал. Он не спал ночь из-за пациента с проблемами с сердцем, а в следующую ночь он занимался тем прибывшим откуда-то из глубинки французом с кровоизлияниями. То есть он практически не спал уже несколько дней. Он не задумывался об инциденте с рвотой, и когда боль начала распространяться по телу, все еще не думал о нем. А потом, посмотрев в зеркало, он заметил, что его глаза покраснели.

Красные глаза – он начал подозревать у себя малярию. У него поднялась температура, что означало какую-то инфекцию. Боль в спине перекинулась на мышцы, и теперь болело все тело. Он начал принимать лекарство от малярии, но оно не помогло, и он попросил одну из медсестер сделать ему инъекцию противомалярийного препарата.

Медсестра сделала Мусоке внутримышечную инъекцию в руку. Боль от укола была очень, очень сильной. Он никогда не испытывал такой боли от укола; это было ненормально и примечательно. Он удивился, почему простой укол стал таким болезненным. Затем у него начались боли в животе, и это навело его на мысль, что у него может быть брюшной тиф, поэтому он принял курс антибиотиков, но на болезнь это никак не повлияло. Он продолжал работать в больнице, поскольку был нужен пациентам. Боль в животе и мышцах стала невыносимой, и у него появилась желтуха.

Не сумев поставить себе диагноз, испытывая сильную боль и не имея возможности продолжать свою работу, он обратился к доктору Антонии Бэгшоу, врачу больницы Найроби. Она осмотрела его, заметила лихорадку, покрасневшие глаза, желтуху, боль в животе и не нашла ничего определенного, но задалась вопросом, были ли у него камни в желчном пузыре или абсцесс печени. Приступ в желчном пузыре или абсцесс печени могли вызвать лихорадку, желтуху и боль в животе – объяснить красные глаза она не смогла, – и она заказала ультразвуковое исследование его печени. Изучив изображения печени, она увидела, что та увеличена, но, помимо этого, ничего необычного не заметила. К этому времени он был уже очень болен, и его поместили в отдельную палату, где за ним круглосуточно наблюдали медсестры. Его лицо превратилось в бесстрастную маску.

Предполагаемый приступ желчнокаменной болезни мог быть смертельным. Доктор Бэгшоу порекомендовала доктору Мусоке сделать диагностическую операцию. Ее проводила группа хирургов во главе с доктором Имре Лофлером в главном операционном зале больницы Найроби. Врачи сделали надрез над его печенью и оттянули брюшные мышцы. То, что они обнаружили во внутренностях Мусоке, было жутким и пугающим, и объяснить это они не могли. Печень отекла и покраснела, она не выглядела здоровой, но никаких признаков камней в желчном пузыре они не нашли. Кровотечение у него не прекращалось. Любая хирургическая процедура затрагивает кровеносные сосуды, которые, будучи разрезанными, кровоточат некоторое время, а затем кровь сворачивается. Если же кровотечение продолжается, хирург накладывает на них капли гелевой пены, чтобы остановить кровь. Сосуды Мусоке не прекращали кровоточить – его кровь не сворачивалась, словно у него была гемофилия. На всю поверхность печени нанесли гелевую пену, но кровь просочилась сквозь нее. Кровь текла из него, как из губки. Им пришлось откачать лишнюю кровь, но, когда они ее откачали, разрез снова наполнился. Это напоминало рытье ямы ниже уровня грунтовых вод: как только вы убираете воду, яма снова заполняется. Один из хирургов позже рассказывал, что команда была «по локоть в крови». Из печени вырезали кусочек ткани – биопсия печени – и положили его в емкость с консервирующей жидкостью, а затем Мусоке закрыли как можно быстрее.

После операции его состояние резко ухудшилось, и почки начали отказывать. Казалось, он умирает. В то время Антонии Бэгшоу, его лечащему врачу, пришлось уехать за границу, и Мусоке попал под опеку врача Дэвида Сильверстайна. Перспектива почечной недостаточности и диализа для доктора Мусоке создала в больнице атмосферу чрезвычайной ситуации: коллеги хорошо его знали и не хотели потерять. Сильверстайн начал подозревать, что Мусоке страдает от необычного вируса. Он взял у пациента немного крови и отделил от нее сыворотку – прозрачную жидкость золотистого цвета, которая остается после удаления из крови красных кровяных клеток. Затем он отправил несколько пробирок замороженной сыворотки в лаборатории для тестирования – в Национальный институт вирусологии в Сандрингеме, Южная Африка, и в Центр по контролю заболеваний в Атланте, Джорджия, США. И стал ждать результатов.