Петр Великий и его время - Виктор Иванович Буганов

- А если Петр не согласится принять челобитную?

- Если не послушает, схватите боярина Льва Кирилловича Нарышкина (дядю Петра по матери. - В. Б.) и Бориса Алексеевича Голицына, тогда примет челобитье.

- А патриарх и бояре?

- Можно патриарха переменить, а бояре - отпадшее, зяблое (высохшее, сгнившее. - В. Б.) древо.

Начальники не склонились к заговору, разошлись. Но некоторые из рядовых стрельцов, наоборот, были готовы к решительным мерам; один за другим говорили:

- Как я к патриарху войду в палату и закричу, и он у меня от страху и места не найдет!

- Надобно нам уходить (убить. - В. Б.) медведицу царицу Наталью.

- А за нее вступится сын (т. е. Петр. - В. Б.).

- Чего и ему спускать? За чем стало?

Один из них предложил как будто бросить в Петра гранату или подложить ее в сани; другой - напасть на него с ножом во время тушения пожара (царь очень любил участвовать в подобных тушениях, а пожары в деревянной столице случались очень часто).

Софья и ее «партия» стремились озлобить, настроить стрельцов против Петра и Нарышкиных. Рассказывали, что по ночам подьячий Матвей Шошин, наряженный под Л. К. Нарышкина в белый атласный кафтан, подъезжал к стрельцам, стоявшим на карауле, бил их без пощады и приговаривал, «вспоминая» погибших в 1682 г. «родичей»:

- Убили вы братей моих, и я вам кровь братей своих отомщу!

Один из заговорщиков, сопровождавших Шошина, «унимал» его:

- Лев Кириллович! За что бить до смерти! Душа христианская!

Слухи о подобных расправах «родственников» Петра распространялись по столице.

В ночь с 7 на 8 августа в Кремле поднялся переполох - откуда-то появилось подметное письмо. В нем говорилось, что петровские «потешные» идут в Москву, чтобы побить Софью, царя Ивана и многих других. Вмиг заперли все кремлевские ворота, один отряд стрельцов встал под ружье в Кремле, другой, в 300 человек, па Лубянке. Для чего? Никто толком не знал. Как будто для охраны. Но можно ведь подумать и другое…

Двое стрельцов, тайных сторонников Петра, ночью поскакали из Москвы в Преображенское. Они сочли, что их братья в Москве собрались не для охраны, а для похода против Петра. О том и сообщили царю. Он, поднятый с постели, плохо соображая со сна, испуганный, в одном белье бежал к ближайшему лесу. Чутко прислушиваясь, ждал услышать топот враждебных стрельцов. Все было тихо. Но страх не оставлял его: куда бежать? Что делать? Скоро принесли одежду и седло, подвели лошадь, и Петр всю ночь проскакал в спасительный Троице-Сергиев монастырь. Сопровождали его трое. Утром прискакал в монастырь, упал на постель и, весь в слезах, поведал архимандриту о страшной опасности, якобы нависшей над ним, просил укрыть его, защитить.

Между тем тревога в связи с ожидавшимся походом стрельцов в Преображенское оказалась ложной. Разговоры и слухи расползались, в накаленной обстановке тех июльских и августовских дней они, может быть, сыграли роль запального шнура и, вызвав цепную реакцию, привели к взрыву. Может быть, кто-то подготовил эти события, использовав сложившуюся обстановку? Недаром некоторые уже тогда думали и говорили об умной режиссуре князя Бориса Алексеевича Голицына. Любопытно одно обстоятельство. Петр и в молодости, и в зрелом возрасте трусостью не отличался, участвовал в сражениях под пулями и ядрами, нюхал, как говорится, пороху, и не раз; бывал и ранен; не боялся броситься в пекло во время пожара или в морскую бурю спасать погибающих. А тут оставил мать, беременную жену, всех близких, «потешных», которые могли его, кстати, защитить, бросил все и пустился наутек, спасая свою жизнь. Что это означает? Может быть, разыграл по нотам свою роль по договоренности с умным советником? Но очень уж натуральными выглядели его страхи в спальне и в роще, где он дрожал в одной рубашке, и слезы в монастырской келье.

8 августа, когда Петр в Троице-Сергиеве монастыре отходил от своих страхов и встречал прибывших к нему матушку, «потешных» солдат и стрельцов Сухарева полка, его сестра-регентша, не подозревая ни о чем, ходила на богомолье. Ее сопровождали стрельцы. На брата нападать она не собиралась, и весть о бегстве Петра в Троицу была для нее неожиданной, встревожила ее.

- Вольно ему (Петру. - В. Б…), - так выразил свое удивление Шакловитый, - взбесяся, бегать.

Петр между тем развил бешеную деятельность: послал в Москву приказ солдатским и стрелецким начальникам немедленно явиться к нему со своими полками. Те потянулись к Троице, и все попытки Софьи и Шакловитого остановить их не имели успеха. Софья послала к брату патриарха для уговоров, но Иоаким, приехав в Троицу, там и остался. То же сделали многие бояре и дворяне.

Софья, понимая, что почва уходит у нее из-под ног, жаловалась стрельцам:

- Послала я патриарха для того, чтобы с братом сойтись, а он, заехав к нему, да там и живет, а к Москве не едет.

Стрельцы не поддержали ее. Смирив гордыню, Софья сама поехала в Троицу. Об этом там узнали, и на подъезде к обители ее встретил боярин Троекуров, потому что царь запретил ей появляться в монастыре; если же она не послушает, то с ней поступят «нечестно». Ей ничего не оставалось, как вернуться в столицу и ждать решения своей участи.

Петр стал господином положения. Почти все полки явились к нему, на его стороне оказалось и большинство служилого дворянского сословия. Теперь он диктовал свою волю: в первую очередь выдать Шакловитого и его сообщников. Царю уже сообщили о тайном совещании у Софьиного фаворита и намечавшемся перевороте. Софья снова умоляла стрельцов, оставшихся еще в столице, поддержать ее, не выдавать своего начальника. Но ее опять не послушали, и она в безысходном отчаянии согласилась с требованием брата - 7 сентября Шакловитого и других привезли в Троице-Сергиев монастырь и после допросов и пыток через пять дней казнили. Торжествующий победитель написал письмо брату Ивану в Москву: «Срамно, государь, при нашем совершенном возрасте тому зазорному лицу (Софье. - В. Б.) государством владеть мимо нас».

Вскоре Петр прибыл в Москву, и стрельцы, выйдя из столицы, легли вдоль дороги на плахи, в которые были воткнуты топоры, - так они просили простить их, не предавать смертной казни. Царь помиловал. Софью же в конце сентября удалили от двора, и под именем сестры Сусанны она поселилась в келье Новодевичьего монастыря.

Началось самостоятельное правление Петра, внешне - совместно с братом Иваном, которого он в том же письме обещал почитать, как отца. Но слабоумный соправитель, как и прежде, делами не интересовался,