Запретная любовь - Халит Зия Ушаклыгиль

аристократичную жизнь. К дочерям Фирдевс Ханым, этим последним цветам сияния угасающей памяти о команде Мелих Бея, мог посвататься лишь кто-то, похожий на Нихат Бея, их зятя.

Когда она подумала о зяте, презрительная улыбка появилась у неё на губах. «Дурак! Приехал в Стамбул с расчётом на французский язык, который выучил в прибрежной пивной в Салониках…» Бихтер знала, что зять стал мужем Пейкер не только под влиянием мимолётной страсти, но и чтобы используя семейные отношения, влиться в аристократическую жизнь Стамбула.

“Дурак!» — сказала она громким голосом, придавая силу этому слову.

И вот, наконец, такой муж! Зарплата в несколько сотен курушей, небольшая помощь от друзей, родственников и неизвестно откуда; потом ребёнок, а после? Бихтер потёрла руки и сказала: «А после ничего!»

Вдруг ей пришло в голову., что зять поддержит этот брак, несмотря на то, что Пейкер была против. Этот брак мог оказаться для него полезным, он мог рассчитывать на выгоду от влияния и положения Аднан Бея. Она верила, что зять был достаточно корыстным, чтобы заглушить любые эмоции.

Решив, что зять может быть её союзником в этом вопросе, она подумала о старшей сестре. «Бедная Пейкер! Она стала такой странной, когда услышала имя Аднан Бея. Ещё одна из тех, кто захочет помешать… На сей раз у мамы есть хороший помощник, но…»

Бихтер не сочла нужным закончить предложение, встала и снова посмотрела из окна на маленький сад. Теперь, когда она смотрела сверху на сад, который старательно поддерживали в порядке, в её взгляде было пренебрежение, падающее с высоты мечтаний вниз.

В этом уголке, в этом бедном доме она в один миг увидела двадцать два года своей жизни, однообразно тянувшиеся часы и дни. Развлечения, прогулки, платья, которые до того времени шились и носились с радостью, самые лучшие воспоминания двадцати двух лет жизни вдруг упали в её глазах и превратились в бесполезные пустяки.

Потом она подумала о себе. Она увидела свои лицо, фигуру, волосы, изящное, утончённое тело, которое восхищало взоры тех, кто видел его, проходя мимо, и улыбнулась, прищурив глаза. Она сосчитала про себя детали, которые очень хорошо сочетались с этой красотой.

Несмотря на небрежность и равнодушие Фирдевс Ханым — женщины, у которой никогда не было материнских чувств, благодаря хорошей семейной осведомлённости Бихтер знала всего понемногу: турецкий, чтобы листать журналы и читать рассказы; французский, чтобы использовать в магазинах Бейоглу; греческий, выученный у девушек-служанок, привозимых из Тарабьи; играла на фортепиано вальсы, кадрили, романсы; научилась очень хорошо аккомпанировать себе на лютне во время весьма достойного исполнения песен.

Этих достоинств было достаточно, чтобы её запросы оказались выше, чем уровень Нихат Бея, однако преграду создавали стиль жизни матери и известность всей семьи. В её сердце была глубокая неприязнь к семье, которая мешала надеяться на осуществление желания. О! Теперь у неё найдётся отличная причина отомстить им!

Она уже всё решила. Никакя сила не сможет заставить её изменить это решение.

Она походила по комнате, улыбнулась, проходя мимо зеркала, будто поприветствовала и поздравила жену Аднан Бея, а не бедную Бихтер, столкнувшуюся с опасностью остаться без мужа.

Она снова подошла к окну. Пробравшийся сквозь ставни плющ словно улыбался ей.

Она оторвала от него тонкий росток, задумавшись, поднесла его кончик к жемчужным маленьким белым зубам; закусила его, рассеянно прищурила глаза в темноне, окутавшей комнату, посмотрела на цветы и траву в саду. Сад теперь изменился, стал разноцветной выставкой её желаний.

Сейчас она видела не сад, а сваленные кучи тканей и рассыпанные сверху драгоценности.

Здесь разбилась радуга, разлились потоки зелёного, синего, жёлтого и красного шёлка и казалось, что лучи из изумрудов, рубинов, бриллиантов, бирюзы льются на этот фонтан цвета.

Всё, что она безумно любила, но не могла купить, покорилось самому маленькому желанию её воли и ждало, звало её цветными глазами.

Ах! Эта бедная жизнь, которая заставляла искать элегантность в скромности и учила притворному отвращению, чтобы скрыть боль и тайное разочарование… Она уже устала от этой жизни, устала закрывать глаза, чтобы не видеть этого.

Отправляясь за покупками, они отодвигали дорогие драгоценности и ткани твёрдым движением руки, считая их грубыми. Да, отодвигали, но в сердце Бихтер что-то обрывалось. И вот теперь, она вспоминала, как подолгу стояла с мамой и сестрой перед витринами магазинов, когда видела перед собой все эти потоки красоты. Почти каждый раз они останавливались то тут, то там, не показывая друг другу смущения, и, ничего не говоря, любовались витринами.

Бихтер надевала на шею ожерелье, следом на руку бриллиантовый браслет, намечала в волосах место для крохотной, как горошина в клюве у воробья, жемчужины, в пятиминутном душевном забытьи наряжалась так в своём вооражении, потом, уходя отсюда, хотела сорвать и выбросить звенящие серебряные браслеты и тонкую золотую цепочку с руки.

Когда она думала о том, что всё это может осуществиться, бедность жизни проявлялась яснее, словно эта мечта отдаляла её от правды жизни и точнее показывала детали унижения. Она смотрела на эту правду глазами, привыкшими к великолепию мечты.

Вокруг неё были раздражающие бедная одежда и обстановка. Стулья, на которые бросили что-то вышитое для маскировки изъянов, потрескавшийся старый ореховый шкаф, железная кровать со стёршейся позолотой, уныло свисавшие с окон шторы — все эти вещи, хорошо показать которые уже было не под силу её искусному гению, выглядели как брошенные реликвии далёкого мира бедности; потом вдруг рядом с этим миром бедности открылись залитые светом коридоры и комнаты сверкающего позолотой особняка.

Она заполнит их вещами, которые ей нравились, но были недоступны. Она соберёт одну за другой запомнившиеся ей статуи, вазы, картины, горшки, много разных вещей; заполнит стены и комнаты с неутолимым желанием изобилия. Значит, выйти замуж за Аднан Бея означало возможность сделать всё это. О! Она поклялась, что ни мать, ни сестра, никто в мире не сможет помешать осуществлению её мечты…

***

В дверь постучали. Голос Катины сообщил:

— Кушать подано!

Выходя из комнаты, Бихтер заметила радостную улыбку на молодом оживлённом лице Катины:

— Чему улыбаешься?

Катина сказала:

— О! Разве я не поняла? Знали бы Вы, молодая госпожа, как я рада!

Потом она прищурила свои маленькие блестящие чёрные глаза и сказала Бихтер:

— Меня с собой возьмёте?

Бихтер не ответила. Слова девушки, обрадованной этим событием, придали ей сил. Эти простодушные слова были твёрдым доказательством влияния, которое окажет этот брак.

Во избежание разговоров об Аднан Бее, Фирдевс Ханым за столом говорила обо всём и особенно хотела вовлечь в разговор насупившуюся,