Я — твоё солнце - Мари Павленко

кроюттпш книжками из пралине и марципанов.

— Один из моих клиентов — кондитер, а это его последняя идея. Я ему предсказала богатство, жен щин и личный самолёт.

Я попробовала три конфетки, погрузив зубы в шоколадное счастье, и решила попросить у Карри какой-нибудь талмуд:

— Мне мало задают на дом, так что книги должно хватить на все выходные.

— Выглядишь ты неважно.

— Ну наконец-то хоть кто-то заметил. — Сделав вид, что читаю заглавия книг, я отвернулась.

— Когда захочешь рассказать, знаешь, где меня найти. Дюма?

— Уже читала.

— Монте-Кристо, мушкетёры и ожерелье королевы?

— Так точно.

Карри просочилась между столиками и пробежалась изящными пальцами по корешкам карманных изданий. Я наблюдала за плавными движениями её округлых бедер.

Однажды, когда я зашла в магазин просто так, она объяснила мне, как чувствовать себя лучше благодаря книгам: надо читать залпом, но это не всё. «Возьмём, к примеру, свидание, — говорила она с привычной непринуждённостью. — В твоём возрасте большинство ребят чувствуют себя не очень в собственном теле, которое растёт во все стороны. Оно сковывает их, так что твои сверстники пытаются напустить важный вид. Вот что они делают, когда кто-то опаздывает на свидание?» Я пожала плечами: «Они сидят в телефоне или курят!» Карри расхохоталась, закинув голову и выставив напоказ шею, потом вдруг серьёзно взглянула на меня: «Глупости. От телефона мозг тупеет, не видит настоящей жизни. Что же насчёт второго варианта… я пробовала: отвратительный запах изо рта и лёгкие, забитые смолой. Не говоря уже о бледном лице. Но есть же книги! Что может быть сексуальнее книги? Вот ты сидишь в ресторане, а счастливый избранник опаздывает. Не надо телефона, доставай книгу! Ждёшь у выхода из метро? Книга! Такая загадочная, далёкая, умная… Немного помады — и нет образа чувственнее». Попивая чай, я не придавала значения словам Карри, но её аргументы попали точно в цель.

С тех пор я никогда не выхожу из дома без книги в кармане.

Карри повернулась ко мне:

— Твоя ночная жизнь бросается в глаза, юная оторва.

— Спасибо, мне гораздо легче от твоих шуточек. — Шуточки-минуточки… Может, Гюго?

— Это он написал про страдающего червяка, который влюбился в звезду?

— Ты про Рюи Блаза?

— О нём самом.

— И?

— Ну Виктор Гюго крут, это факт.

— Тогда, мой сладкий бабуин, у меня есть книга как раз для тебя! — воскликнула Карри и повернулась, рассекая воздух летящей гривой.

В руках у меня оказалась книга. «Отверженные».

Когда я её закончу, Элоиза уже наверняка позабудет об Эрванне и я смогу вернуться к нормальной жизни. Судя по толщине первого тома, своей менопаузы я тоже дождусь.

— Советую заглянуть в магазин и купить огромную коробку носовых платков. Ну и конечно, тебе теперь нужен карман побольше, — добавила Карри.

Я вышла из книжного с двумя кирпичами (всем романом целиком) и отправилась за носовыми платками: ещё не начала читать, а уже рыдаю.

На часах 21:30, я лежу в кровати в обнимку с грелкой. Мама по-прежнему в гостиной вырезает картинки из журналов и набивает ими бумажные конвертики. За ужином я наблюдала за ней, за её раздражающей манерой держать вилку за самый кончик и высовывать язык, когда она кладёт еду в рот. Мне захотелось заорать: «Возьми себя в руки! Соберись! У брюнетки с осанкой всё в порядке!» — но вместо этого я лишь попросила пятьдесят евро на туфли. Мама ответила: «Завтра».

Когда-то мой отец полюбил эту женщину. Причём настолько, что смешал с ней гены, чтобы на свет появился желанный, как они мне клянутся, ребёнок. К сожалению, других детей не последовало. Родители живут с этим призраком в браке. Но это ведь ничего, у стольких людей рождается всего один ребёнок. И вот теперь мой отец влюбился в другую. Или, по крайней мере, возжелал её.

Меня сейчас вырвет.

Я открыла книгу, а точнее — целый мир.

«В 1815 году преосвященный Шарль-Франсуа-Бьенвеню Мириель был епископом в Дине. То был старик лет семидесяти, занимавший епископский престол в Дине с 1806 года».

Ранним утром мамины вырезания поутихли. Отец вернулся домой: на краю раковины стояла его чашка из-под кофе. Я с ним не пересекалась, но он единственный человек во всём доме, который не знает, что у нас есть посудомоечная машина.

Мадам Шмино посмотрела на меня, будто обнаружила паршивую мышь на дне своей сумочки. Тут же раздался шёпот одноклассников, комментирующих мою только что объявленную оценку.

Семь из двадцати.

Одна из худших в классе.

Хотя нет — худшая.

— Если вы возьмётесь за учебу и позанимаетесь, мадемуазель Дантес, результаты будут лучше.

Таня получила восемнадцать. Её подружки стайкой сгрудились вокруг числа четырнадцать. У Виктора шестнадцать. Человек-тарантул получил семнадцать.

Обычно я хорошо учусь. Наверное, я в другом измерении или инопланетяне выпили весь мой мозг, вставив трубочку в ухо.

Семь из двадцати.

Мне стало жарко, свитер прилип к коже. Пока я снимала его, поймала на себе взгляд улыбающегося Виктора. Он провёл рукой по волосам и выразительно подмигнул. Тут случился второй прилив жара.

Менопауза.

Я отвернулась, посмотрела в окно и вдруг заметила, что наэлектризованные волосы колесом поднялись вокруг головы. Дрожащими пальцами я кое-как примяла их. Снова раздались смешки.

Мадам Шмино раздала все судьбоносные работы и поднялась на кафедру. Я пыталась заставить мозг вникать в её слова, но нейроны словно в заложники захватили.

А может, они уже все погибли.

Именем золотых спагетти, я не могу завались экзамены, это невозможно! Застрять здесь ещё на год?! Как выбраться из этой петли? Я не могу сосредоточиться, будто скольжу по серой ледяной вселенной. И Элоиза со своей одержимостью Эрван-ном вряд ли мне тут поможет.

Я выбежала из Питомника с уверенностью, что сегодня хуже уже не будет: по сценарию обычно главный герой уже настолько завяз в проблемах, что с ним больше не может приключиться ничего плохого.

Но я ошибалась.

Моя личная кульминация поджидала меня сегодня вечером — теорема непрухи во всей своей красе.

Глава четвёртая

У Деборы под ногами только разруха и пустота

Перепрыгивая через ступеньки, я поднималась по нашей бесконечной лестнице. По дороге из Питомника я приняла важное решение: рассказать маме правду. Было невыносимо сознавать, что отец нежится в объятиях этой цапли в кудрявом парике, пока мама думает, что он на работе.

Однако стоило мне открыть дверь, как я замерла. Прокравшись в гостиную, я лишь убедилась: родители сидели рядышком на диване и рассматривали журнал, прижавшись друг к другу головами.

— А, Дебора! Иди посмотри! — с воодушевлением