Мост через реку Сан. Холокост: пропущенная страница - Лев Семёнович Симкин

«По неизвестной мне причине я был отстранен от должности начальника штаба и назначен начальником разведки», – это уже показания Несвежинского. Эта якобы неизвестная ему причина, по словам Петрушко, заключалась в том, что ему поручили перенести спрятанное оружие с одного места на другое, а он, будучи в нетрезвом виде, перепоручил это дело своей знакомой, которая не должна была знать об этом.

Видимо, речь идет об эпизоде, о котором говорится в собственноручных показаниях свидетеля Салан Анны Николаевны, адресованных 11 ноября 1943 года «в контрразведку майору Багрянскому». Анна только в сентябре 1943 года узнала о существовании подпольной организации, после знакомства с Ольгой (Бронислава Петрушко). Та позвала ее на конспиративную квартиру, где проходило заседание секретарей райкомов, и познакомила с секретарем Сталинского райкома товарищем Гонтой. Анну назначили его связной, и Гонта послал ее к Чапленко (Костенко), а тот к Нестерову (Несвежинскому), от него она получила какой-то сверток и отнесла Чапленко. Через несколько дней Нестеров поручил ей прийти с корзиной к нему на квартиру и отправил на Саксаганскую улицу к некоей Таисии Соколовой за двумя револьверами. Но по этому адресу никакой Таисии не оказалось, подпольщица попала в какую-то шумную немецкую компанию и еле унесла оттуда ноги.

С конспирацией тоже, кажется, далеко не ушли от времен Ивкина, который, как мы помним, собирал совещание секретарей подпольных райкомов в городском сквере. Третье подполье собиралось не на улице, а на явочной квартире, но все время в одной и той же. Что это была за квартира?

«Коврижка» на Евбазе

Воспитанница детдома Голда Моисеевна Азрилевич после рабфака вышла замуж за военного летчика Василия Светличного и стала Ольгой Светличной. Когда в начале войны она оказалась с детьми в Киеве, ей удалось прикинуться «погорелицей» и чудом обрести крышу над головой – ее пожалели в Ярославской управе и поселили в брошенной каким-то номенклатурным деятелем квартире в доме на Владимирской, где на первом этаже жил сам «голова» управы города пан Бокий, а по соседству – полицай.

Подпольщики помогли ей сделать документы, по которым она числилась украинкой. Ее и детей окрестили в церкви и таким образом обеспечили им определенную безопасность. Оставалось только как-то их прокормить, и, после того как закончились вещи, пригодные для обмена на продукты, Ольга Светличная взялась печь пирожки и булочки да торговать ими на Евбазе. Там она познакомилась с Петрушко, после чего получила подпольную кличку Коврижка, а базарная торговля стала источником питания не только детей, но и посетителей явки, на которой писались листовки, хранилось оружие и, главное, заседало бюро подпольного Зализнычного райкома партии.

Второй раз в этой главе упоминается Евбаз, увековеченный в строках Якова Хелемского. «Разноцветный Галицкий базар в Киеве Еврейским называли, хоть от галичан и до татар все на том базаре торговали».

Еще во второй половине XIX века Галицкую площадь, считавшуюся глухой окраиной Киева, отвели для торговли именно евреям, которым, вообще-то, запрещалось постоянно проживать в городе и, главное, торговать на рынках, из-за чего в Киеве ощущалась дороговизна. Рядом с торговыми рядами возвели Иоанно-Златоустовскую церковь, после революции разрушенную, поскольку она мешала прокладке трамвайных путей. А городская барахолка осталась, здесь можно было купить недорогую обувь и одежду, кухонную утварь, примус или патефон. Только в войну торговали лишь лица правильного происхождения.

«Неправильным» – тем, кому удалось избежать Бабьего Яра, не дозволялось не только торговать, но и жить, они всегда рисковали быть опознанными наблюдательными соотечественниками. Счастливый билет вытянули те, кто был «непохож». Но «непохожая» Ольга Светличная, вместо того, чтобы таиться и благодарить судьбу, бросила ей вызов. Как и «непохожая» Таня Маркус и другие упомянутые на этих страницах евреи-подпольщики, о существовании которых я прежде не имел ни малейшего представления.

Самое удивительное, как оказалось, Светличная была на Евбазе не единственной еврейкой. Ежедневно приходил туда странный старик с седой бородой и волосами длинными, как у попа, черные очки, посох. Носил свитку, как монахи носят, рваные сапоги – словом, был немного похож на шаромыжников 1990-х, под видом священников собиравших деньги на станциях метро у сердобольных москвичей. Усаживался возле какой-нибудь будки, где собирается побольше людей, раскрывал Библию и начинал читать молитвы: «Отче наш», «Верую». Читал и крестился. А потом, подмигнув, начинал уверять присутствующих в скором окончании власти немцев. Иногда после ухода безумного богомольца на базаре оставались листовки, изготовленные бывшим работником Киевского горсовета Соломоном Пекером, вернувшимся в Киев после окружения и переквалифицировавшимся в городского сумасшедшего.

Такого рода персонажам на Евбазе никто не удивлялся. Этот базар всегда был средоточием самых невероятных, но «правдивых» новостей. «Киевляне же, надо отдать им справедливость, газет не читают, находясь в твердой уверенности, что там заключается “обман”, – писал Михаил Булгаков в начале двадцатых. – Но так как человек без информации немыслим на земном шаре, им приходится получать сведения с Евбаза, где старушки вынуждены продавать канделябры».

Евбаз снесли в пятидесятые годы, но старожилы еще долго называли его именем площадь Победы, возникшую на месте длинных деревянных рундуков базара, точь-в-точь как на «Зареченском колхозном рынке» из гайдаевского фильма о приключениях Шурика.

Арест

«На конспиративную квартиру, где были две женщины-подпольщицы, 28 октября пришли двое неизвестных и сказали, что из партизанского отряда Железняка, – давал показания в трибунале один из свидетелей. – На другой день опять пришли. Пароля как такового не было, их спросили, а где сейчас отряд, они замялись, а потом достали гестаповскую книжку и арестовали их. И потом всех, кто подходил к дому, арестовывали».

Подходившие подпольщики явно были известны полицаям. Во всяком случае, когда подошел Костенко, он услышал: «А вот и начальник штаба!»

Петрушко проявила присущий ей артистизм. Согласно рассказу Светличной, «отчаянно закричала, чтобы слышно было во всем подъезде: “Чего ты ко мне пристал?”… На улице Бронислава увидела машины, возле них – людей, вероятно, ждущих, когда ее выведут. И вдруг ее словно ударило током: в кармане пальто ведь листовки… Бронислава изо всех сил рванулась и побежала. На этой улице она знала каждый двор, каждое парадное. “Стой! Застрелю! Стой!..” Этот двор проходной. А в подворотне стоит старый шкаф… Успела! Выхватила из кармана листовки, сунула за шкаф. Ее схватили сразу трое здоровенных молодчиков». В течение двух дней были произведены массовые аресты руководителей и активных участников киевского подполья.

«Молодчики» были не из гестапо, а из «Абверштелле-Киев» – органа, созданного для борьбы против подполья и партизан, а по другим сведениям – из ГФП (Тайной полевой полиции – Гехайме фельдполицай), подчинявшейся военной контрразведке и занимавшейся ведением следствия по делам о шпионаже, саботаже и карательными акциями (состав ГФП комплектовался из сотрудников гестапо