Шантажист - Диана Билык

– Я тебя люблю, Тая. Любил и всегда буду.

– И женился на Захаровой.

Он прилепил лоб к моему лбу, растянул губы в горькой улыбке. В темноте Арсен казался огромным, будто одно движение, и его тело-гора раздавил меня о стену.

– Она была рядом, когда я погибал без тебя. Она… просто поддержала.

– Пусти меня! – я закричала и заколотила его кулаками. Даже по подбородку попала.

И Арсен отступил. Аккуратно опустив меня на пол, стал поправляться. Вжикнула молния, меня скрутило от осознания, что мы сотворили необратимое.

– Ты все еще его любишь? – спросил Лиманов тихо, взглядом поискал что-то в полутьме, помацал карманы пиджака.

– Не твое дело, – я одернула платье и, ступив в сторону, наткнулась носком туфельки на телефон. Он засветился входящим звонком, и я наклонилась его поднять.

На меня с фото смотрела дочка Воронцова – Аня. Как это?

Арсен затих, замотал головой, вытер губы ладонью, будто смывал с себя ложь, протянул руку, чтобы забрать мобильный, а я успела нажать «принять» и услышала одно слово:

– Папа.

Передавая телефон Лиманову в руки, я уже все знала. У меня словно глаза открылись, правда накрыла цунами и оглушила. Подойдя ближе, вплотную, я со всей дури зарядила Арсену пощечину. У него голова повернулась набок.

– Ты-ы-ы… – все, что смогла сказать. – Это все время был ты. Смотрел в глаза и врал. Крутил-вертел. Издевался! Понравилось, скотина? Что ж ты не убил меня, Лиманов, если так ненавидишь? Улыбался мне, а за спиной отправлял мерзкие сообщения? Чего ты добился? Хотел, чтобы я жила и мучилась? Радуйся! Зачем мне такая жизнь, а? Зачем мне жизнь без тебя? Ты ведь – дурак – так ничего и не понял! Я ведь любила тебя, честно любила. Вопреки, идиот, любила! Безумная, – запрокинув голову, засмеялась в воздух. – А ты все это время играл две роли, двуличная птица.

Он стискивал губы и прищуренно смотрел в глаза. Ненавидящим взглядом. Оправдываться перед ним я не стану, говорить о том, что меня вынудило на те прошлые поступки – тоже, пусть подавится своей справедливостью.

– Делай, что хочешь. Я выполнила твое задание, Ворон!

И ушла. Навсегда. Развернулась и спокойно покинула балкон, пересекла заполненный людьми холл и попала на улицу.

Забралась в машину к Егору, забилась в уголок, скинув туфли, и тихо попросила отвезти меня домой.

Я сидел на балконе и ненавидел себя, ее, весь мир.

Она разрушила семью лучшего друга. Разрушила в тот миг, когда Света лежала при смерти. Не постыдилась же!

Кто бы знал, как я любил эту женщину. Уступил ее Ромке. Из сердца вырвал, а потом она так быстро сгорела, узнав перед смертью, что муж ей изменяет. С этой швалью!

Рома так и не оправился после смерти жены, запустил воспитание дочери, а через год запил и загремел в психушку.

Но почему, заглядывая в светлые глаза Таи, я не видел той суки, что бесстыдно крутила задом ради шантажа? Какой может быть важный повод, чтобы так делать? Чтобы ломать судьбы. Ради бабла? Не верилось.

Зазвонил мобильный.

– Лиманов, не делай глупостей, – без приветствия начал Данька. – Она фигурировала в деле Кошевого. Мразь Витек по кличке Коша лет шесть назад ловил одиноких девушек на улице, выбирал детдомовских, загонял их в угол долгами, заставлял делать грязные делишки, а потом его кто-то кикнул. Тая тогда жила с теткой, за день до того, как Кошу подорвали в машине, женщину убили, а все ценное из квартиры вынесли. Больше скажу, у женщины был жуткий диагноз, операция нужна была, а занималась лечением юная Таисия. Она собирала деньги на ее лечение, ты понимаешь?! А после взрыва девушка пропала без вести. Не наруби дров, чува-а-к, она не заслуживает мести. Тот, кому нужно было мстить, давно мертв. Я из его бардачка эту папочку достал, он ее тоже шантажировал, могу представить чем. Ты ее не вернешь, если сломаешь.

Я присел на пол и откинул голову назад. Вернее, стукнулся так, что зазвенело в ушах.

– Ты меня слышишь, Пернатый?! Я дал тебе папку, но только из-за того, что ты – мой друг. Только потому, что дело уже не актуально. Нет заявлений и жалоб, не за что ее садить. Оставь девочку в покое, она слишком много пережила. Арсен!

– Я уже сломал ее, Даня, – сердце сжалось в груди и встало комком в горле. – Я конченный ублюдок. Пристрели меня…

– Что ты сделал? – непонимающе переспросил Соколов.

– Я в кулаке раздавил ее сердце.

– Меня твои метафоры пугают, Лиманов, – заржал Даня. – Мне наряд присылать? Ты что грохнул Тасю? Она же Ленке жизнь спасла, ты что дурак. Убил ее?!

– Нет, трахнул.

– А-а-а, ну за это сажать я тебя не буду.

– Узнай, где она была эти два года, и почему мы не могли ее найти.

Соколов захихикал.

– Плохо ты меня знаешь. Я не только узнал, но и отправил тебе полное досье на почту. Но учти, если ты ее обидешь, сам лично приеду и яйца оторву. Усек?

– Что там? – я тяжело поднялся. – Все так плохо?

– Ты будешь удивлен. Кстати, там есть ее настоящий адрес. Не благодари. С тебя приглашение на свадьбу.

– Я женат.

– Ага-ага, знаю я о твоей договоренной свадьбе, не заливай. Все, убежал, – и отключился.

Я посмотрел на экран и дрожащими руками открыл письмо от Соколова. Захотелось завыть.

Девочка. Гринёва Лика Владимирова. Родилась недоношенной, ровно через тридцать четыре недели после тридцатого декабря. Того самого дня, когда Тая меня забыла. Неужели она до сих пор не вспомнила? Ошиблась, думала, что Вова ее шантажировал. Маленькая, изможденная, убитая жизнью женщина, а я… додавил. Будто ударил лежачего.

Она убежала, чтобы ребенка мне не навязывать! Вот оно что. И таблетка оказалась проверкой для нее, а не для меня. Я ведь не знал, что они на текущую беременность не влияют, думал, что Тая остановится, если залетела, но она выпила. Какой дурак…

Я вскочил. Сбежал с праздника прямо в прохладную майскую ночь. Бухал, как черт сегодня, но все равно сел за руль. Должен ее увидеть немедленно, должен упасть на колени и вымолить прощение.

Я приму ее любой. С недостатками и достоинствами, прошлым, настоящим и будущим. Только бы она не выгнала. Чтобы это не случилось, я заехал домой, а потом полетел через весь город к вожделенному адресу.

Замерев у массивной бронированной двери, вжал дверной звонок и прислушался.

В квартире плакал ребенок. Напрягся, заметался, застучал кулаком. Это моя дочь. Моя!

Долго не открывали. У меня сердце ушло куда-то в пятки, мир стал узким, мутным и приглушенным.

– Тая! Открой, пожалуйста! Умоляю! – я не контролировал себя.