Александр Невский и Даниил Галицкий. Рождение Третьего Рима - Виктор Ларионов

В этом и было коренное отличие гения Даниила от гения Александра, который за чередой трагических политических катаклизмов ясно видел духовный смысл истории в ее критическом изломе XIII столетия и сделал осознанный «выбор веры», когда в условиях краха имперской христианской государственности личным волевым актом сделал Русь хранительницей истинной веры перед лицом почти неминуемого политического краха, который не замедлил случиться на землях Галицко-Волынской Руси, обладавшей гораздо более предпочтительными «стартовыми возможностями» в деле возрождения Руси, отстаивания православия и наследия Византии, в деле реальной политической и духовной реализации парадигмы Третьего Рима.

Наше обращение к символике не может дать окончательный ответ на вопрос о сознательной преемственности русских князей по отношению к власти вселенских императоров Царьграда без понимания еще одного геральдического символа, который появляется сначала в Суздальской Руси, у северной ветви Мономашичей, — золотой лев, стоящий на задних лапах в красном поле, а затем и в южной ветви Мономашичей, в Галицкой Руси. Но в Галиче лев изображался золотым в голубом поле, кроме того, он не просто стоял на задних лапах, но и как бы подпирал гору того же цвета. Впрочем, гора могла появиться позднее. Чем же объяснить популярность царя зверей в эмблематике двух главных центров Руси, шедших на смену Киеву? Итак, согласно ряду источников, князь Юрий Долгорукий сочетался браком со знатной византийкой из рода Комнинов. А в храме Богородицы Паммакаристос в Царьграде, в пристройке, которая служила родовой усыпальницей Комнинов, где и сейчас мы можем видеть декоративные вставки в виде геральдического льва, точно повторяющего своим рисунком льва владимирских князей. Этот герб мы можем видеть на щите рельефной фигуры святого Георгия на стене Георгиевского собора Юрьева-Польского, построенного дядей князя Александра Невского Святославом буквально накануне татарского нашествия. Родство с Комнинами должно было побудить и потомков Даниила Галицкого принять этот герб. Тем более что его сын носил имя Лев. И опять та же византийская царская цветовая символика фигур и гербовых цветов: золото на красном и золото на голубом. Случайно ли? Конечно же нет!

Галицко-Волынская летопись акцентирует внимание читателя на царском достоинстве галицких князей. «Кому, как не Даниилу, наследовать царское достоинство своего отца Романа?» — патетически восклицает летописец. «Его же отец бе царь в Роускои земли, иже покори Половецькоую землю и воева на иные страны все. Сынъ того не прия чести, то иныи кто можетъ прияти?» — продолжает он же.

Даниил Романович пользовался, кроме геральдической фигуры двуглавого орла, и другими атрибутами высшей царской власти, что смущало современников князя, его политических союзников и оппонентов. Под 1252 г. Галицко-Волынская летопись описывает внешний облик галицко-волынского князя, каким он предстал перед немецкими послами, прибывшими для переговоров с венгерским королем Белой IV, союзником которого выступал Даниил. «Бе бо конь под нимъ дивлению подобенъ, и седло от злата жьжена, и стрелы и сабля златомъ оукрашена (и) иными хитростьми, якоже дивитися, кожюхъ же оловира Грецького и кроуживы златыми плоскоми ошить, и сапози зеленого хъза, шити золотомъ».

Такой выдающийся внешний вид князя вызвал недовольство венгерского короля в силу того, что в данном случае это был своеобразный политический вызов. Вопреки устоявшемуся политическому этикету, русский князь неожиданно для всех является в наряде византийского царя, что зримо выражало претензию более высокого политического статуса Даниила по сравнению даже со своим союзником — королем Белой IV. Король Бела высказал свое неудовольствие в весьма учтивой форме: «Я отказался бы от тысячи серебра, лишь бы ты пришел (сообразно) русскому обычаю своих отцов». Даниил не счел нужным продолжать демарш и под предлогом сильного зноя попросился отлучиться в королевский стан, чтобы сменить свою одежду. Что же так обеспокоило венгерского короля и немецких послов в облике галицко-волынского князя, что в его костюме, выражаясь современным языком, так не соответствовало дипломатическому протоколу, а вместе с тем и «русскому обычаю»? Конечно же, это — царские атрибуты, которыми украсил себя Даниил, главным среди которых был, по-видимому, бросавшийся в глаза роскошный «кожух», сшитый из «оловира Грецького».

Кожух Даниила Романовича, сшитый из пурпура, представлял собой одеяние действительно примечательное и даже исключительное. Пурпур высшего качества в Византии на протяжении веков составлял исключительную привилегию императорских особ с X века одежды из царского пурпура, оловира, как и любые ткани, окрашенные в пурпур, были запрещены к продаже иностранцам и вывозу за границы империи. Из трактата императора Константина Багрянородного мы узнаем, что царская пурпурная одежда имела сакральное значение и потому передать такую одежду кому-либо еще означало поделиться с этим лицом частью верховной власти. Константин Багрянородный предупреждал своих наследников, что чести получения императорского пурпура исстари добиваются архонты хазар, венгров и руссов. Но им надлежало отказывать под любым, даже самым надуманным, предлогом. Именно по этой причине немецкие послы в 1252 г. увидели в царском одеянии Даниила посягательства на прерогативы их собственного государя — императора Священной Римской империи. Необходимо отметить, что свой царский облик Даниил явил еще до того, как он принял королевскую корону от папы римского. К тому же принятие короны также не могло санкционировать возможность использовать на церемониальных приемах царское одеяние, полагавшееся только византийским императорам и членам их семей. Греческий оловир, в котором предстал Даниил Романович, не мог быть пожалован ему в качестве дара ни одним из европейских государей. В Европе их воспринимали исключительной ценностью, сродни христианским святыням. Стать обладателем такого наряда Даниил мог, только унаследовав его от своих родителей. Этот наряд мог составлять приданое второй жены Романа Мстиславича. Галицко-Волынские князья, прямые потомки князя Романа и его второй супруги, царевны Евфросинии, использовали атрибуты своего царского происхождения и позднее. «Галицко-Волынская летопись сообщает, что умершего 10 декабря 1288 г. Владимира Васильковича приготовили к погребению по царскому чину: оувиша и оксамитомъ со кроужевомъ, якоже достоить царямъ».

Вопрос о царском титуле галицких князей есть вопрос чрезвычайно важный для нашей национальной истории и для правильного понимания политических предпочтений русских князей в тяжелый период татарского нашествия. Попутно следует отметить, что параллельно с Южной Русью, на севере во Владимире, шли своим путем символического освоения византийского наследия. Мы уже обращались к вопросу имени князя Александра Невского. Ученым более или менее точно удалось распознать святого, в честь которого князь получил свое имя. Но здесь необходимо коснуться вопроса, каким образом имя Александр вообще могло стать любимым в княжеской среде Рюриковичей. Распространение на Руси истории и образа великого царя Александра Македонского посредством переводной литературы и сакрального искусства, его слава как древнего повелителя населенной ойкумены способствовали появлению сего имени в княжеском именослове. Связь имени князя Александра и македонского царя была очевидна и для современников Александра. «В Софийской Первой летописи Александр Ярославич назван тезоименитым царю Александру Македонскому. Эту же связь отмечает и автор Особой редакции Жития Александра Невского (XIII), славя князя, “тезоименитого царя Александра Македонского”».