Моя сестра - Мишель Адамс

– Ты сказал «сначала», – говорю я, а он тянется за коробочкой к столу, вероятно, смущенный ее присутствием. Он закрывает ее и кладет рядом на подушку. – Что насчет этого? Когда простые вещи закончились?

– Ее вопросы становились все более личными. – Он пытается устранить разрыв между нами, пододвигаясь ко мне. Что-то удерживает его. – Но она не казалась сумасшедшей, как ты ее описывала. Она была доброй, дружелюбной, говорила, что беспокоится о тебе. – Я не прерываю зрительный контакт, надеясь, что мой холодный стальной взгляд не даст ему встать и коснуться меня. – Потом она сказала, что ты не справляешься. Что ведешь себя странно. – Он стирает проступившую ненароком слезу. – Я волновался о тебе.

– Конечно, я вела себя странно! – кричу я. – Как мне еще вести себя с ней рядом? Ты забыл все, что я тебе о ней рассказывала?

– Но в этом и проблема, Рини. Ты никогда мне ничего не рассказывала. – Его голова откидывается на спинку дивана, и я вижу, что не в первый раз он думает о том, что встречаться с ней было дурацкой идеей. Я знаю, как это выглядит и ощущается, когда слова или поступки Элли угнетают. Это как камень, привязанный к ноге. Радость, которую она приносит при первом контакте, быстро проходит. Но к тому времени она уже заполучает тебя, вонзает когти в твою плоть, тянет за собой в волны, которые, без сомнения, сама и создала.

– Я немного рассказал ей из личного, – говорит он, осмеливаясь продолжить движение ко мне. – Я хотел помочь. Просто то, что ты всегда хотела знать, на кого ты похожа, какую еду любила в детстве, как выглядела твоя комната в детстве. – Быть может, все время, проведенное с ней, шло по одному длинному сценарию, который она придумала, заполняя пустоты с помощью Антонио. Так и с бабочками на стене, и с тем, как ее пальцы порхали по моей коже, и с насекомыми, которых она рисовала на моем гипсе. Соблазнительное театральное представление ради победы надо мной. Еще одна наживка, которую я проглотила, которой поверила и которую сама сделала реальной.

– Ты такой идиот, – говорю я, покачивая головой и вытирая слезы. Я им не рада, но теперь их не скроешь. Не сейчас. – Она хотела узнать все это, только чтобы использовать против меня. Все, что она знает о моей жизни, полезно для нее. Она может манипулировать этим, чтобы добраться до меня. И она это сделала. Смягчила меня при помощи этой информации, сделав своей марионеткой. Чтобы она могла управлять мной, заманить в свой мир. – Как легко я следовала ее плану. Всего один бокал. На прощание. Она использовала ту ночь, чтобы отрезать меня от единственного человека, с которым я связана. От Антонио. Без него я останусь в одиночестве, она знала это. Без него я буду нуждаться в ней. Без него я буду в ее власти и хоть раз в нашей жалкой жизни сама начну искать ее.

– Нет. Она хотела сблизиться с тобой.

– Боже, Антонио, ты не понимаешь? Не видишь, как это все выглядит? Как будто это я все устроила. Хотела, чтобы члены моей семьи умерли, так что я бы заполучила дом. Деньги. Это преступление ради наследства.

– Но это же нелепо. Так сказала детектив Форестер?

– Она не говорила этого напрямую, но это не значит, что она об этом не думает. И да, нелепо, но ей это не мешает. А знаешь ты, кстати, что не нелепо? То, что все мои поступки ведут к тому, что я виновата. У меня нет никаких отношений с семьей, но когда умирает моя мать – вот она я. Отец меняет завещание, а потом совершает самоубийство с помощью валиума, к которому нет доступа ни у кого, кроме меня. – Он начал гладить меня по ноге, и я не останавливаю его. Это помогает. Успокаивает меня. – Но знаешь, что еще круче? – говорю я, отводя в сторону его руку, когда вспоминаю известные мне факты. – Они считают, что в этом замешан ты. – Он встает, вытягивается, как фонарный столб. – У них есть твои фотографии, Антонио. Ты соврал мне. Ты не был в Италии. Ты был последним человеком, который видел ее.

– Они считают, что я имею отношение к ее исчезновению?

– Да. Что мы оба, вероятно. Они, кажется, думают, что я тебя подговорила. Почему ты поехал туда? Зачем ты с ней встречался?

Он падает обратно на диванчик, футболка задирается, обнажая смуглый живот. Он так хорошо выглядит, однако я чувствую, как он ускользает от меня. Я знаю, что лжи больше, чем на первый взгляд. Копни поглубже, и она потечет, как гной из прокола на вскрывшейся ране.

– Элли сказала, что ты тяжело приняла новость о смерти отца. Предложила приехать, чтобы мы обсудили, как тебе лучше помочь. Еще сказала, что видела тебя такой раньше много раз. Что всегда знала, чем тебе помочь, но сейчас ей нужно задействовать и меня. Ох, Айрини. Почему ты не говорила, что она больна? – Он садится, наклоняется вперед. На столе между нами лежит стопка журналов, и он занимает руки, расправляя уголки страниц. – Я был в отчаянии. Или это, или все кончено. Я не хотел терять тебя.

– У них есть фотографии, где вы в баре. После этого никто ее не видел.

Он бьет кулаком по дивану в бессилии.

– Но этого не может быть. Я оставил ее в отеле, и там… – Он останавливается на середине предложения.

– Вы были вместе в отеле? Антонио, неужели ты… – говорю я, но вопрос сходит на нет, потому что все и так написано на его лице. – О боже, – простонав это, я снова заливаюсь слезами. – Ты с ней спал, не так ли?

– Все было не так. Нет. НЕТ! Все не так. – Я подскакиваю с дивана, чтобы уйти от него, потому что уже прекрасно понимаю, как все было: она ластилась к нему, нуждаясь в герое. Он делал шаги навстречу. Как, должно быть, он был рад хоть в кои-то веки знать, как поступить, как все наладить. Он, наверное, думал о том, что с ней все чертовски проще, чем со мной. Легкий поцелуй, еще один, и заметить не успеешь, как ее рука уже в трусах, шарит в поисках главного переключателя мозга. С отчаянием стягиваю кольцо, это его дурацкое, жалкое, кольцо, которое должно было загладить его вину. Бегу в кухню, хватаю жидкое мыло, намыливаю палец, тяну и кручу кольцо.

– Рини, нет, – умоляет он, следуя за мной. – Все не так, как ты думаешь. Пожалуйста, – говорит он, хватая меня за плечи, разворачивая. Вода брызжет на нас, смешиваясь с моими слезами. – Я не спал с ней. Не спал.

– Но что-то было, так ведь. Что-то было между вами, раз ты не хочешь мне рассказывать. Ты целовал ее? Она целовала тебя?

– Я не хотел этого. Она пыталась. Она хотела заняться со мной сексом, но я прекратил это. Я сказал ей «нет». – Хватая меня за руку, он пытается остановить меня, чтобы я не снимала кольцо, как будто принуждая меня носить его, мы можем позабыть все произошедшее, и будущее будет именно таким, каким он его хочет видеть.

– И где вы были, когда ты сказал ей нет? Не в баре ведь, верно? – Он не может поднять на меня глаз. Держит меня, цепляется за последний шанс, который, по его мнению, может спасти наши отношения. – Ты был в отеле. Ты собирался сделать это и передумал. Я права, так ведь?

Он отпускает меня, плюхается на пластиковый кухонный стул, все руки у него в зеленой жидкости. Опускает голову в скользкие ладони, зарывается пахнущими яблоком скользкими пальцами в волосы.