Остров обреченных - Богдан Сушинский

Маргрет провела пальцами по воде – она показалась ей удивительно теплой, значительно теплее, чем там, внизу, в заводи океана.

– Рой, попробуй, какая теплая вода; здесь вполне можно будет искупаться.

– Что мы и будем делать по самым теплым и сытым дням.

Произнося это, он уже был занят полезным делом: углубившись в ельник, принялся рубить одну из самых высоких елей. Маргрет пришла Рою на помощь: взяв у него меч, она попыталась подсечь ствол соседнего деревца. Вот только ей это не очень-то удавалось, удары приходились в разные части ствола, высекая из него мелкие щепки, но не принося никакой пользы рубщице.

– Пожалейте меч, герцогиня, это все же рыцарское оружие, – наконец не выдержал Рой, и в то же мгновенье его ствол повалился, больно задев ветками плечо Маргрет.

И все же Роберваль старалась быть полезной Рою. Жалея, что не захватила второй топор, она мечом начала отсекать ветки, постепенно оголяя ствол. Пока Рой свалил другое дерево, она со своей работой почти справилась, благо, веток на ели оказалось не так уж много, и они были нетолстыми.

Подтянув стволы поближе к озеру, чтобы унести их оттуда к «форту», Маргрет и Рой остановились и вопросительно переглянулись. Сейчас они подумали об одном и том же: на месте срубленных деревьев перед ними открывалась небольшая, окаймленная густым ельником площадка, над которой кроны старых елей сходились, почти закрывая ее.

– А ведь лучшего места для хижины и искать не стоит… я так думаю, – молвила Маргрет, вновь вопросительно поглядывая на Роя.

– Мы сможем соорудить ее, даже используя стволы растущих деревьев.

– Даже растущих?

– Конечно.

– А ты когда-нибудь построил в своей жизни хотя бы какой-нибудь шалаш?

– Нет.

– Вот так! – грустно вздохнула Маргрет. – Я тоже. Был бы здесь наш Отставной Бомбардир Клод… Я видела, какие чудесные шалаши устраивал он неподалеку от замка во время сенокоса. Настоящие дворцы из веток и сена.

– Придется срочно вызывать его вместе с десятком других слуг.

Грустно улыбнувшись друг другу, они взяли под мышки сдвоенные стволы молодых елей и отправились к «форту».

Проходя мимо трех сосен на «марсовой» скале, они вновь остановились и, забыв о тяжести своей ноши, долго, тоскливо всматривались в океанскую даль.

– Это будет любимым местом нашего отдыха, что-то вроде площади на берегу Сены, в Париже.

– Куда вы, шевалье, вместе с другими медикусами бегали на свидание со служанками парижских торговцев, – едко заметила Маргрет. Но тут же, словно бы опомнившись, добавила: – Постарайся, чтобы я как можно реже оказывалась здесь и как можно меньше простаивала. Так ведь можно сойти с ума от тоски.

– О тоске поговорим через несколько дней. Утверждают, что на чужбине она зарождается на седьмой день. Итальянцы называют ее «ностальгией», тоской по родине.

– Но у нас это не должно быть так болезненно, как у других, – заметила Маргрет.

– Почему?

– Потому что мы здесь вдвоем. И нет силы, способной разлучить нас.

– Кроме разве что вашей бдительной гувернантки, – признательно улыбнулся Рой д’Альби, – кивком головы указывая на Бастианну, которая рядом с «фортом» успела соорудить некое подобие кострища и даже умудрилась развести огонь. Теперь она стояла подбоченясь и смотрела в их сторону, удивляясь легкомыслию и лентяйству.

5

Где-то там, наверху, на Марсовой скале, солнце еще одаривало своим багрецом вершины сосен, а здесь, на склоне фиорда, уже царили легкие сиреневатые сумерки. Растворяясь в них, птицы, гнездящиеся по оба берега залива-каньона, постепенно умолкали, и стаи их исчезали в лилово-багряном мареве безлесых хребтов.

Маргрет обратила внимание, что Марсовая скала была единственной, на которой птицы не гнездились; все остальные скалы слева и справа от форта были покрыты их телами, как охапками весеннего, слегка порыжевшего снега.

Все то время, которое они провели на острове, все трое усердно трудились, советуясь, подсказывая и помогая друг другу. Маргрет чувствовала, что работа – единственное, что способно спасти ее и других островитян от тягостных воспоминаний и предчувствий, от обиды и безысходности. Никто никого не высаживал, нет никакого необитаемого острова; просто они втроем оказались где-то на безлюдном берегу Франции, и перед ними воды то ли Ла-Манша, то ли Атлантики.

За этот день, обустраивая свой быт, они успели очень многое: два ствола елей врытые в каменистый грунт, стали надежными опорами для куска растянутой, привязанной к веткам ближайших сосен и к валунам парусины. Получился настоящий шатер, стенки которого они теперь старательно замуровывали камнями. Некоторые щели Рой даже пробовал заливать раствором из глины и песка, который должен был спасать их от пронизывающего ночного ветра.

Узкий просвет между двумя валунами, который служил воротами жилища, они с Роем сузили еще больше, почти до половины завалив баррикадой из камней, так что ни один крупный зверь сюда не протиснулся бы, а человек оказался бы под прицелом аркебуз или арбалета, расставленных по валунным полочкам так, чтобы всегда быть под рукой.

– Только бы здесь не объявились аборигены, – обронил Рой, когда Бастианне вдруг показалось, что там, на склоне горы, за Марсовой скалой, в промежутке между сосновыми рощицами, промелькнула какая-то тень.

– Может, тебе почудилось? – с надеждой допрашивала ее Маргрет, не зная, радоваться тому, что на этой каменистом клочке суши может оказаться еще кто-либо, или, наоборот, опасаться этого.

– Нет, там действительно кто-то был; не знаю, человек ли, медведь…

– Может, олень?

– Мне всю жизнь везло, – отрубила Бастианна, – но не настолько, чтобы на второй же день пребывания на диком острове лакомиться свежей олениной.

Это явление Бастианне «то ли человека, то ли зверя» и заставило Роя тотчас же подумать о безопасности их форта, который теперь был приступен только с одной стороны, и только для человека, выяснить намерения которого – островитяне это понимали – будет труднее всего.

В самом форте кострища еще не было, но Бастианна, все детство которой прошло у костров на берегу Корсики, уже наметила для него место: в дальнем углу, в небольшой расщелине меду камнями, чтобы дым уходил в распадок между скалами, оставляя в их пристанище то главное, для чего это служило, – тепло.

А на костре, который Бастианне удалось развести между фортом и шлюпкой, уже варилось нечто пахнущее мясом и какими-то специями. Маргрет была невыносимо голодной; несколько раз она подходила к костру, поинтересоваться, готов ли ужин, и всякий раз отходила, сердясь на Бастианну за ее кулинарные изыски: ей, видите ли, хотелось, чтобы эта «островная похлебка по-корсикански» «дошла» на медленном огне.

– Если вы и дальше станете испытывать наше терпение, – пригрозил Рой, – кормить будет некого, мы умрем от голода.