Первая мировая. Убийство, развязавшее войну - Грег Кинг

Харрах выскочил наружу, вернувшись, он доложил, что пострадали едущие в четвертой машине. Ранения от осколков получили граф Боос-Вальдек и фрейлина Софии. Внимание графини Вильмы Ланьюс фон Велленбург привлек Мерицци, тоже раненный осколками, вся голова его была залита кровью. Но быстрый осмотр показал, что раны были только поверхностными, и его увезли в гарнизонный госпиталь.

Чабринович, бросив бомбу, перелез через перила моста и спрыгнул в Миляцку. Река в этом месте была неглубокой, всего двадцать пять футов. Там он проглотил ампулу с цианидом. Преследующие Чабриновича люди вытащили его из воды и стали бить руками и ногами, а убийца кричал им: «Я — сербский герой!» Яд не подействовал; он был или слишком старым, или оказался слишком слабым. Полиция быстро поймала Чабриновича и увела его от толпы; видя это, Принцип размышлял о том, не выстрелить ли в него, чтобы сохранить секретность их заговора, но пока он размышлял, подходящий момент был упущен.

На набережной Аппеля царил хаос. Худшие опасения эрцгерцога нашли свое подтверждение. Он обратил на генерал-губернатора Потиорека свой ледяной взгляд и произнес: «Я думал, что нечто подобное как раз и могло произойти! — Через несколько секунд он обрел самообладание. — Ну что же, ненормальные, — воскликнул он, — давайте вернемся к нашей программе!» Автомобили продолжили путь к городскому муниципалитету, проехав по набережной еще три квартала. Хотя остальные заговорщики еще оставались на месте, они не предприняли больше никаких действий, то ли из страха, то ли из инстинкта самосохранения. В конечном счете большинство из них ушли, за исключением Грабеча и Принципа.

Лучи утреннего солнца заскользили по разноцветным, исполненным в мавританском стиле стенам здания городского муниципалитета и осветили входную арку. Лойка остановил автомобиль перед входом. На ведущих к нему ступеньках был расстелен красный ковер, вдоль которого выстроились улыбающиеся чиновники: мусульмане в фесках и жилетках стояли с одной стороны, а чиновники-христиане во фраках и цилиндрах — с другой. Мэр озабоченно схватил свой листок с текстом приветственной речи; он приехал всего несколько минут назад и все еще думал, что громкий шум, который они слышали во время дороги, был звуком залпа пушек крепости. Когда эрцгерцог и герцогиня вышли из машины и начали подниматься по ступеням, мэр начал свое выступление: «Милостивый визит, которым одарили наш город Ваши Величества, переполняет наши сердца счастьем. И я тоже чувствую себя счастливым, и Ваши высочества могут прочитать на наших лицах чувства любви и преданности…»

«О какой преданности можно говорить? — гневно перебил его эрцгерцог. — Я приехал в Сараево и поздоровался с бомбами! Это возмутительно!» София наклонилась вперед и прошептала несколько слов своему мужу на ухо, нежно касаясь его руки. Наконец Франц Фердинанд успокоился и промолвил: «Хорошо, вы можете продолжать».

Обескураженный Чурчич вернулся к своему выступлению: «Жители Сараево чувствуют, что их души наполнены счастьем, и они с энтузиазмом приветствуют визит Вашего Высочества, испытывая глубокое убеждение, что пребывание в нашем любимом городе увеличит милостивый интерес Вашего Высочества к нашему прогрессу и благополучию».

Настало время ответного слова Франца Фердинанда. Румерскирх, который во время поездки сидел рядом с Мерицци, передал ему текст речи, страницы которой были теперь забрызганы кровью лейтенанта. Глубоко вздохнув, эрцгерцог выразил благодарность «за те овации, с которыми встретили меня и мою жену жители города, и тем более за ту радость, которую я вижу на их лицах после неудавшегося покушения. Я испытываю глубокое счастье и удовлетворение, которые получил за время краткого пребывания в вашем городе, и полностью удовлетворен развитием этого великолепного края, к процветанию которого я всегда проявлял самый живой интерес». В конце своей речи он добавил несколько слов на сербско-хорватском: «Могу ли я попросить вас передать мой сердечный привет жителям вашей прекрасной столицы и заверить вас в моей неизменной поддержке». Под радостные возгласы и аплодисменты собравшихся пара поднялась по ступеням и скрылась от палящего солнца в тени здания мэрии.

Когда они вошли, дочь директора ландтага сделала Софии реверанс и, смущаясь, протянула ей букет роз; несмотря на недавний ужасный инцидент, герцогиня улыбнулась, наклонилась и погладила девочку по щеке. Они еще минуту побыли вместе, простояв в восьмиугольном холле, украшенном мавританскими аркадами, а потом разошлись. София прошла по белой мраморной лестнице на второй этаж, на приватную встречу с женами местных чиновников-мусульман, в то время как Франц Фердинанд составил телеграмму для своего дяди, в которой он сообщал о неудавшемся покушении. Один из очевидцев событий позднее вспоминал: «Мы не могли оторвать глаз от эрцгерцога, но это был не тот взгляд, с которым вы смотрите на главного человека в дворцовом спектакле королевского двора. Мы не могли думать о нем как о королевской особе, что было невероятно странно. Его походка была довольно гротескной, он высоко поднимал ноги, словно бы шел «гусиным шагом». Полагаю, он пытался показать, что ему не страшно. Я скажу вам, что это было совершенно не похоже на официальный прием. Разговаривая с военным губернатором Потиореком, он шутил над ним, поддевая недостаточностью принятых мер для обеспечения безопасности. И мы все молчали. Молчали не потому, что он так нас впечатлял, он не был для нас воплощением образа боснийского героя. Но мы все чувствовали себя очень неловко, когда он уходил, потому что знали, что он будет убит. Это было не конкретное знание, но твердое ощущение. Если одному человеку не удалось бросить в него бомбу, то потом бросит еще один, и в конце концов у кого-нибудь это получится».

Звонок из гарнизонного госпиталя принес новость, что раны Мерицци только поверхностные и легко излечимые. Франц Фердинанд спросил, был ли арестован человек, бросавший бомбу; услышав ответ, он резко заметил: «Обратите внимание! Вместо обычного наказания простого исполнителя они раструбят о нем на всю Австрию и, возможно, даже дадут ему медаль!» Разговор перешел на оставшиеся пункты программы визита. Узкие и заполненные людьми улицы, по которым им предстояло проехать, могли легко скрывать очередного потенциального убийцу, волновался Франц Фердинанд. «Вы думаете, что других попыток покушения на меня сегодня не будет?» — спросил он Потиорека. Но губернатор провинции сохранял полную уверенность. «Вы можете ехать совершенно спокойно, — ответил он. — Я беру на себя полную ответственность».

Такой ответ не удовлетворил Румерскирха и Бардольфа, и они продолжили наседать на Потиорека: «Вам не кажется, что в Сараево полным-полно убийц?» Потиорек гневно отрицал. Но в конце концов он с неохотой согласился, что первоначальный план должен был быть изменен. Посещение Государственного музея должно быть отменено; поступая таким образом, они «накажут» жителей Сараево и лишат их возможности лицезреть императорскую чету, утверждал Потиорек, но продолжал настаивать на том, что обед в Конаке, его официальной резиденции, не должен отменяться. Франца Фердинанда не заботили такие тонкости, и, несмотря на возражения Потиорека, он принял решение навестить сначала в госпитале Мерицци. «Этот человек мой офицер! — кричал эрцгерцог. — Он пролил свою кровь за меня! И уж будьте добры понять это!»