Я – убийца - Себастьян Фитцек

– Вы лжете. Эти видео – фальшивка.

– Нет. – Голос тяжело выдохнул.

– Тогда объясните мне, как вы это сделали. Вы говорите, было два ребенка. – Штерн запинался на каждом вопросе. – Почему мы этого не заметили? Кому принадлежал другой младенец? Зачем вы их поменяли?

«И почему все эти годы никто не хватился этого ребенка, после того как он умер на руках Софи?»

– Хорошо, я расскажу вам. Но потом ваша очередь. Чтобы все лучше понять, вы должны знать, как я зарабытываю деньги.

– Вы торгуете детьми.

– В том числе. У нас много разных сфер деятельности. Но торговля новорожденными одна из самых доходных.

Штерн с трудом сглотнул и посмотрел в зеркало заднего вида. Две минуты седьмого. «Мститель» все еще не появился.

– Моя бизнес-модель основывается на таком чудесном изобретении, как беби-бокс. Вы ведь слышали об этих мусороприемниках для людей в больницах, куда мать может подбросить нежеланного ребенка, вместо того чтобы оставить его где-то или даже убить?

– Да.

«Но при чем тут Феликс?»

– Когда вы в последний раз слышали, чтобы туда помещали младенца? Якобы такое случается очень, очень редко. Максимум два раза в год. Но это ложь. На самом деле это происходит постоянно. – Голос прищелкнул языком. – Как только мать кладет ребенка в беби-бокс, в клинике включается световая сигнализация. Приходит кто-то из персонала и заботится о найденыше. И в двух из трех случаев это санитар, который работает на меня.

– Нет! – прохрипел Штерн.

– О да. В этом преимущество беззвучного светового сигнала. Его никто не слышит. Камеры видеонаблюдения перед беби-боксами запрещены по причинам сохранения конфиденциальности. Так что руководство больниц даже не знает, сколько детей на самом деле оставляют у них. Мне просто нужно собрать подкидышей. А самое гениальное в том, что это в основном немецкие младенцы. Бездетные пары готовы заплатить за них огромные деньги. Вообще-то очень простой бизнес, если бы кто-то постоянно не убивал моих людей.

Штерн почувствовал, что его вот-вот вырвет. Это же было идеальное преступление. Торговцам детьми даже не надо было рисковать и кого-то похищать. Младенцев «передавали» им добровольно – и никаких родителей, разыскивающих своего пропавшего ребенка.

– Я все еще не понимаю, при чем здесь Феликс. – Силы оставили Роберта. Снаружи ветер с неубывающей энергией потряхивал машину; с Робертом он справился бы без труда.

Голос сделал небольшую паузу, на время которой Роберт задержал воздух. И вот дамбу прорвало:

– Феликс просто оказался в нужное время не в той больнице. За день до его рождения в беби-боксе клиники лежал другой хорошенький младенец. Я сообщил нетерпеливым покупателям о счастливой находке. Но во время тщательного осмотра один из моих врачей диагностировал у найденыша смертельный порок сердца.

Штерн почувствовал, как невидимое кольцо сжимается вокруг его груди.

– Он был обречен на смерть с самого рождения. Операция была бесперспективна, кроме того, о ней не могло быть и речи. Никто не должен был знать о существовании этого ребенка.

Кольцо сжалось еще сильнее.

– Поймите мое затруднительное положение: это была одна из моих первых сделок. Я уже не мог и не желал ничего отменять. Но и плохой товар я тоже не хотел передавать.

– И потому вы подменили младенцев?

– Именно. Прямо после родов. К счастью, ребенок из беби-бокса был похож на Феликса. Но будь он даже крупнее, толще или некрасивее, сразу после рождения вы ни за что не заметили бы подмену. Даже родимое пятнышко сына бросилось вам в глаза только во второй раз. А тогда мы его уже подменили.

Штерн кивал против воли. Голос был прав. Измученной тяжелыми родами и счастливой Софи передали живой комочек – мокрый, в крови – уже в одеяле. А так как Феликс был единственным мальчиком в отделении, у них не возникло беспокойства, когда ребенка вынесли из палаты для оказания первой медицинской помощи. Да и кому могло прийти в голову так ужасно с ними поступить?

– Вы наконец поняли? За исключением первых секунд после рождения вы всегда гладили и ласкали младенца из беби-бокса.

Смазанные кадры отделения новорожденных еще раз пронеслись у Штерна перед глазами.

– А тот, другой младенец?..

– …Как и ожидалось, умер спустя два дня после подмены. Вы сами видели запись с камер видеонаблюдения.

– Подождите, это не может быть видео со…

– …со стационарной камеры наблюдения? – насмешливо спросил Голос. – Почему же нет? Из-за монтажа? Смазанное изображение, съемка крупным планом, приближение и прочие цифровые эффекты? Вы удивитесь, что может современная программа обработки изображений. Например, нарисовать родимое пятно в форме Италии на плече десятилетнего мальчика. Разве это не ирония судьбы: мне приходится вас обманывать, чтобы вы поверили в правду.

– Что, если вы снова лжете? – воскликнул Штерн.

– Так выясните это. Я не могу и не хочу вам больше ничего говорить. Решайтесь. Вытащите салфетку из упаковки, если хотите снова увидеть сына.

Штерн уставился на пластиковую коробку в руках.

– Или всего хорошего.

На «Мосту» погасли все огни, и площадка перед неспокойным озером неожиданно погрузилась в кромешную темноту. Штерн крепче прижал сотовый телефон к горящему уху. Но связь прервалась.

«И что сейчас?»

Штерн посмотрел на ключ зажигания, которым он мог завести автобомиль и уехать отсюда. Но куда? Обратно в жизнь, где на смену пустоте тут же придут мучительные сомнения? Он подозревал, что услышал хорошо продуманную ложь сумасшедшего. Но в конечном счете это уже не имело значения. Важно только одно: как сильно он хотел верить в эту ложь.

Штерн открыл упаковку, замер на мгновение и вытащил целлюлозную салфетку. Она лежала у него на ладони, тяжелая и влажная, пропитанная каким-то веществом, от которого он, возможно, и не умрет, но точно окажется на волосок от смерти. Покрывая ею лицо, Штерн вспомнил о саване. Потом подумал о Феликсе. Когда его легкие были готовы лопнуть, он открыл рот и глубоко вдохнул. Сумел сделать три осознанных вдоха – потом наступила нереальная бесконечная тишина.

В помещении пахло потом и рвотой. Опасаясь самого плохого, Карина вошла в комнату отдыха, где медперсонал мог вздремнуть, если тридцатишестичасовое дежурство позволяло сделать небольшой перерыв.

– В последний раз я видела, как он входил сюда, – прошептала рыжая медсестра, которая осталась стоять на пороге. Карина сначала даже не пыталась включить свет в помещении размером с кладовку. Галогеновые светильники на потолке не работали, но никто не сообщал об этом в сервисную службу. Тому, кто приходил сюда отдохнуть, лампы были не нужны. Поэтому и жалюзи на окнах всегда оставались опущенными.