Люди сумрака - Кармаль Герцен

«Но Наян… его жена…» — потерянно сказал я.

«Она выносила от него ребенка, — отрывисто произнесла Алесса. — Продолжила род убийц».

«Алесса, — простонал я. — Это был несчастный случай. Брэндон не…»

В одно мгновение печальная молодая женщина превратилась в злобную фурию. Алесса вскочила. Волосы взметнулись вверх, обнажив бледное лицо. Светлые глаза, казалось, вмиг потемнели.

«Ты оправдываешь его? — взъярилась она. — Ты оправдываешь человека, который отправил меня на тот свет?»

«Нет, Алесса, конечно же, нет», — устало ответил я.

Буря утихла так же внезапно, как и началась. Удовлетворенно кивнув, Алесса, тем не менее, не отвела от меня острого, режущего как нож взгляда.

«И правильно, — холодно произнесла она. — Для таких, как он, не существует никаких оправданий».

Алесса подошла ближе. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отшатнуться. Она прильнула ко мне, нежно прикоснувшись щекой к моей щеке.

«Ты любишь меня?» — ее слова прозвучали так тихо, что я едва сумел их различить.

«Конечно, родная», — ответил я, надеясь, что мой голос звучит естественно.

«Тогда убей младенца», — не разжимая объятий, прошептала Алесса.

На какое-то мгновение мне показалось, что мое сердце перестало биться. Однажды на спор я искупался в реке, с которой едва-едва сошел лед. Ощущение, захватившее меня сейчас, было похоже на то позабытое ощущение после прыжка в ледяную воду, когда перехватывает дыхание и сердце будто останавливается на несколько секунд.

«Что?» — переспросил я едва слушающимися губами, хотя прекрасно расслышал ее слова. Расслышал, но поверить в них не мог.

«Она — младенец. Силы, опасные для меня, ее защищают. Я не могу подобраться к ней. Не могу ее убить. Если ты любишь меня, то сделаешь это. Ради меня. Ради нас».

«Она ведь совсем малышка! — Я отстранился и заглянул в глаза иллюзии, пытаясь разглядеть в ней свою Алессу. Прежнюю, настоящую Алессу. — Она не виновата в том, что совершил ее отец и не должна расплачиваться за его грехи».

«Сейчас она еще невинное дитя. — Голос иллюзии был холоден как лед. — Но когда она вырастет, станет тем же, кем был ее отец. Она станет убийцей».

«Убийцей стала ты», — слова вырвались прежде, чем я успел их сдержать.

Я ожидал очередной вспышки ярости, превращения Алессы в бешеную фурию. Однако холодный, ненавидящий взгляд женщины, которую я еще совсем недавно считал любимой, был гораздо страшнее.

«Ты убила Брэндона Ривета, убила его жену, — я попытался интонацией смягчить страшные слова. Насколько это вообще было возможно. — Твоя месть свершена».

«Еще нет», — в глазах Алессы сверкала холодная решимость.

С того страшного дня между нами выросла огромная пропасть, преодолеть которую у меня не хватало сил. Сама же Алесса будто не понимала, насколько чудовищным было содеянное ею. Светлый образ любимой таял, обнажая темные стороны ее души. Облегчением было знание, что женщина, чьи руки были обагрены кровью, была всего лишь иллюзией.

Это не моя Алесса.

С этой мыслью я засыпал и с нею же просыпался. Дни, в которых они были счастливы, казались сейчас такими далекими и такими нереальными…

Засыпая каждую ночь, я слышал шепот Алессы: «Убей младенца». Было ли это сном или явью, но жуткие слова выжигали мне душу изнутри. Больше так продолжаться не могло.

В одну из ночей я дождался, пока дыхание Алессы станет размеренным и глубоким. Позвал ее по имени, но дождался лишь тишину. Откинув одеяло, выбрался из кровати. Спешно оделся и вышел из дома.

Придя на кладбище, я взмолился: «Помогите мне, прошу вас, помогите!»

Я знал, что она придет. Не мог сказать, почему, но я это знал.

И она пришла.

Темные волосы, темное платье из легкой ткани, развевающееся на ветру. Незнакомка не явилась как призрак, из пустоты, она вошла в ворота кладбища, как человек. Но что-то подсказывало мне, что она была не совсем человеком.

«Алесса… ее иллюзия… она стала монстром, — прошептал я. — Бездушной тварью, которая возомнила, что своими руками может вершить суд. Брэндон… пусть даже он заслужил смерти. Но его жена, его малышка… Они не заслужили…»

Незнакомка, кем бы она ни была, ничего не ответила. Лишь молча стояла напротив, склонив голову и разглядывая меня. В какой-то момент мне показалось, что в ее глазах, едва видимых в тусклом свете фонаря, промелькнула жалость.

Мне было все равно.

«Алесса… она изменилась. Будто что-то темное проникло в нее…»

«Я предупреждала тебя в нашу первую встречу. Все, что сотворено магией, может иметь самые неожиданные последствия, а человек, контактирующий с магией, сам способен стать частью ее».

«Я не понимаю», — пробормотал я.

«Ты жаждал воскрешения возлюбленной, ты изменил магию иллюзии, заставив ее выйти за грань и сотворить то, что не способен был сотворить амулет. В какой-то мере ты сам изменил свою иллюзию».

Я закрыл лицо руками и, подавшись вперед, простонал:

«Но я не хотел, чтобы она убивала! Я не хотел, чтобы кто-то пострадал!»

«Где есть свет, там есть место и тьме. Магия сделала ее живой, воскресила ее разум, но заразила тьмой ее душу. Можешь считать это расплатой за шанс побыть с той, кого ты потерял».

«Это несправедливо», — глухо произнес я.

«Там, где магия, тяжело говорить о справедливости, — заметила женщина в черном. — Магия подчас бывает непредсказуемой… Но ты сделал свой выбор, когда принял из моих рук амулет. Теперь живи с ним».

Я хотел возразить, хотел закричать на незнакомку, чьи холодные слова так ранили… но подняв голову, обнаружил, что остался один на кладбище.

Как раненый зверь, я побрел домой.

Первым, что я увидел, отворив дверь дома, была Алесса. Она стояла возле лестницы в ночной рубашке. Она смотрела прямо на меня.

Ноги неожиданно подкосились. Мне потребовалось сделать над собой усилие, чтобы не упасть.

— Где ты был? — Ее голос звучал ровно, но мне чудилась угроза, затаившаяся где-то глубоко.

Я не сразу нашелся, что сказать.

— Я… мне не спалось, решил прогуляться немного, — это было глупо, особенно в третьем часу ночи, но я выпалил первое, что пришло на ум.

Я ожидал упреков, уличения во лжи, но Алесса лишь равнодушно произнесла:

— Иди в постель. Я замерзла.

Она никогда не замерзала. Иной раз мне казалось, что она не чувствует ничего — ни тепла, ни холода, ни боли.

Но я не был сумасшедшим, чтобы спорить с ней.

Кармаль