Серый Ангел - Олег Маркеев

Пак ничего не видел, но человека узнал.

— Кишка тонка, щегол, — прошамкал он разбитыми губами.

И снова хлесткие удары в лицо. Пара чувствительных тычков в ребра.

— За Вальку я тебя порву, сука!! — В голосе Кольки послышались визгливые истеричные нотки. — Удавлю! Хрен тебе, а не задержание. В лес сейчас поедем, яму копать себе будешь. Ногтями, тварь, слышишь, ногтями яму себе выроешь! Срал я на Груздя… Хрен вам все законы, нелюди. Мне дело лучше ввиду смерти подозреваемого закрыть, чем рожу твою на допросе каждый день видеть. Понял, сука?! За Вальку. За такого парня… Я тебя… Я тебя живым в землю зарою!!

Колька всхлипнул, Следом град ударов обрушился на голову и грудь Пака. Били, как он чувствовал, истерично, по-бабьи, но от этого стало еще страшнее.

— Не могу, не могу больше! — выдохнул Колька. — Дай ствол. Ствол дай, кому говорю! Я его тут замочу.

Что-то холодное уперлось в лоб Паку. Щелкнул затвор.

От резкого звука обмерло сердце. Пак почувствовал, что по телу разлилась предательская слабость, оно больше не хотело драки до конца, оно хотело принять в себя кусок расплавленного свинца и затихнуть.

— Не стреляй, — прошептал Пак. — Дочка у меня…

Слезы, до этого злые, холодные, вдруг стали горячими, как расплавленный воск.

Пол под ним качнулся, кто-то занял место Кольки.

— По какому шоссе в лес поедем, браток? — Голос принадлежал пожилому мужчине.

Паку показалось, что он должен быть таким же округлым и добродушным, как и его голос.

— По Ярославскому, — уже не контролируя себя, выдавил Пак.

— Дочке-то сколько лет? — поинтересовался мужчина, промокая глаза Паку.

— Пять. — Пак, мучительно поморщившись, сглотнул комок в горле.

— Несмышленыш совсем. Ничегошеньки еще в жизни не понимает. — Мужчина вздохнул. — А я дядька старый, опытный. Я сразу смекнул, что Вальку вы далеко вывезти не могли. Первым делом Ярославку отработал. Шевцов, вояка отмороженный, на джипе «вранглер» разъезжает. Машина сейчас редкая, только пижоны вроде него ею пользуются. Прокололись вы из-за тачки такой приметной, ага. В тот день «вранглер» в угоне стоял, по всей Москве сводка прошла. На посту ГАИ, что на Кольцевой, вас тормознули. И на въезде в Мытищи еще раз. Шевцов не стал бы труп вывозить без прикрытия. Кто-то был нужен с ксивой, чтоб гаишников шугать. Вот ты и светил, дурачок, своим удостоверением.

Он последний раз протер глаза Паку, убрал платок.

— Вот и ладненько, вот и хорошо.

Голос мужчины все еще оставался таким же добродушным, словно не выдавал он смертельно опасную для Пака фактуру, а как добрый дед внуку сказку рассказывал.

— Тебя мне не жалко. А вот перед дочкой неловко. Какой-никакой, а все же папка. Ты не молчи, дурашка. Вали на Шевцова, пока не поздно.

Пак отдышался. Слизнул с губ липкую соленую слизь.

— Валентина живым везли. Это Доктор… Иван Шевцов его потом убил, — старательно выговаривая слова, произнес он.

Он проморгался, выдавив из-под век остатки влаги, и смог открыть глаза.

Увидел, что мужчина, как и предполагал, пожилой, с округлым лицом. Улыбается добродушно. Только пистолет держит у виска Пака именно он, а не Колька.

— Значит, признаешь, что соучаствовал в убийстве следователя Шаповалова? Ну, голубь, каркай быстрее. — Продолжая улыбаться, мужчина вдавил ствол в висок Пака.

— Признаю, — выдавил Пак.

— Где Шевцов персональное кладбище оборудовал, знаешь?

— Да.

— Дорогу не забыл?

— Покажу.

— Вот и все. А ты боялся. — Мужчина тихо хохотнул.

Сбоку, вне поля зрения Пака, кто-то взвыл. Резкий удар в ребра выбил воздух из легких Пака. Послышалась возня, сдавленное сопение.

— Коля, уймись! — строгим голосом потребовал мужчина. — Одно дело попинать для пользы дела, а другое — для души. Если для души или с психу, то иди к врачу, пока не поздно. Иначе сам под статью загремишь.

— Все, пустите! — попросил кого-то Колька. — Я в порядке, все. — Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. — Слышь, Кореец, — сказал он, давясь истерическим смешком, — а эпизод по продаже ствола все равно я буду вести. Так что на допросах мы еще встретимся!

Пак сглотнул вязкую кровавую слюну, но промолчал.

— Коля, выйдем, — произнес незнакомый Паку голос.

Качнулся пол, скрипнула на полозках дверь, в салон ворвался свежий воздух.

Пак услышал, как хлопнула дверь, выпустив наружу кого-то вместе с Колькой. Закрыл глаза и приказал себе расслабиться и ни о чем не думать. Получилось очень легко. Тело не хотело борьбы и боли, а мозг отказывался просчитывать ситуацию. И так ясно — конец.

За Мытищами пикап «мерседес» свернул на проселок, следом пристроился джип с группой силового прикрытия.

Злобин мысленно который раз поблагодарил Барышникова за предусмотрительность. В пикапе уместились все. Пак сидел на заднем сиденье, зажатый между двумя операми. Рядом тихо сопел Барышников, используя время для сна. Эксперта отправили в кабину водителя, сейчас ему делать нечего, а лишних ушей не надо.

Злобин устроился лицом к Паку. На коленях держал папку, в которую по пути легли две служебные записки от постовых ГАИ.

Щелкнул кнопочкой диктофона.

— Продолжаем приступ честности?

— Валяй, — процедил Пак.

— Итак, вы ждали Шевцова у прокуратуры, — начал за него Злобин.

— Валька последние дни нервный ходил, — подхватил Пак. — Он бы чужого к себе не подпустил бы, а уж тем более — в машину сесть. На том Шевцов расчет и строил. Подошел я, поздоровался. Слово за слово, повел его к метро. Доктор, Шевцов, значит, сзади накатил. Дверцу открыл. Я Вальку подтолкнул, а Доктор каким-то хитрым макаром его ударил. Валька захрипел, ноги подогнулись… Мы его в салон заволокли. Бросили на заднее сиденье. Я еще спросил: «Ты что, его грохнул?» А Доктор ответил: «Не бойся, до места доживет». Протянул мне бутылку водки. Я влил несколько глотков Вальке в рот. На постах потом говорили, что прокурорский на выезде перебрал, к маме везем.

— К маме, — кивнул Злобин, давя в себе желание ткнуть диктофоном в плоскую морду Пака. — Кто предложил спрятать труп на ферме?

— Шевцов. У него тут дружок армейский живет. Фермером заделался. — Пак нехорошо улыбнулся. — Свиней разводит.

Барышников завозился, стрельнул глазками в Пака, потом в Злобина.

— Что за друг? — Злобин специально ушел от вопроса о свиньях, иначе бы не сдержался бы.

— Где-то воевали вместе. Такой же отморозок. — Пак несколько раз судорожно вдохнул. — Позывной «Пастух». Так его Шевцов называл.