Литерный поезд генералиссимуса - Евгений Сухов

На Вильгельме Франце Канарисе по обыкновению был адмиральский мундир, собравшийся в поясе в большие длинные складки. На голове – фуражка, надвинутая на самый лоб, прикрывающая широким большим козырьком сухощавое хмурое лицо.

Кабина лифта оказалась занятой, и адмирал, не теряя времени, зашагал по широкой мраморной лестнице, ведущей в просторный мезонин с высокими арочными окнами. Навстречу адмиралу быстро спускался стройный гибкий человек в дорогом костюме. Это был полковник Эрвин фон Лахоузен, возглавлявший в абвере отдел саботажа и диверсий.

Остановившись, адмирал спросил:

– Что нового по операции «Хозяин»?

– В Гжатске группой Свиридова была проведена попытка ликвидации Сталина – был взорван дом, в котором он разместился, но, к сожалению, в этот момент в доме его не оказалось.

– И где же сейчас Сталин?

– Отбыл в неизвестном направлении. Группа Свиридова сейчас занимается его поисками.

– Фюрер придает большое значение операции «Хозяин», так что держите меня в курсе всех дел.

– Слушаюсь, господин адмирал, – сказал полковник.

Вильгельм Канарис едва кивнул, подошел к мезонину, заставленному цветами. Через его высокие окна, поднимавшиеся к самому потолку и выходившие на набережную, падали солнечные лучи, заливая светом широкий холл. Недолго постоял, размышляя о чем-то своем, и поднялся на следующий этаж.

* * *

Иосиф Виссарионович выглядел отчего-то озабоченным, в разговоре иной раз проскальзывали раздраженные нотки. Старательно скрывая свое настроение, Сталин даже пытался шутить, но люди, знавшие его не один год, понимали, что с Верховным что-то не так, а потому лишний раз его не беспокоили.

Причина неудовольствия Главнокомандующего была проста: после насыщенного дня Сталин лег с рассветом и на основании давней дружбы попросил Румянцева разбудить его ровно в пять утра, но тот, сославшись на то, что проспал, дал возможность отдохнуть Иосифу Виссарионовичу лишний час.

Сталин, всегда сдержанный, высказал неудовольствие:

– По-твоему, я на фронт отсыпаться, что ли, приехал?

И после короткого разговора отправил Румянцева с поручениями в Казань – с глаз долой!

Так что генералитет, оставшийся при штабе, обходил избу Иосифа Виссарионовича стороной, опасаясь угодить под его горячую руку.

Сразу после завтрака Иван Серов подошел к Сталину:

– Иосиф Виссарионович, машины готовы.

– Едем обратно в Гжатск?

– Так точно! Там уже дожидается спецпоезд, который повезет вас в Ржев.

Иосиф Виссарионович на этот раз выглядел куда более благодушно: жареный барашек сыграл свою положительную роль.

– А вы куда?

– А я с военного аэродрома отправлюсь на самолете во Ржев, подыщу там для вас жилье и встречу.

– Весьма дельно, – согласился Иосиф Виссарионович.

Поднявшись, Главнокомандующий вышел из избы и направился к «Паккарду», спрятавшемуся в тени большого клена.

* * *

Марчуку повезло: едва он вышел из леса, как на проселочной дороге зашумела, задребезжала разболтанная трехтонка. С поломанными бортами, помятой кабиной и с лобовым стеклом, простреленным в нескольких местах, грузовик казался инвалидом войны, продолжавшим бодриться и в меру сил помогать фронту. Если уж не стоять на передовой, то хотя бы подносить снаряды. Казалось, что через какую-то сотню метров трехтонка подустанет, зайдется в хроническом кашле и остановится где-нибудь на пустыре. Но нет, шофер лихо рулил, с нешуточным азартом преодолевал колдобины и буераки и был готов без капитального ремонта докатить до Берлина.

Водитель, лихой и словоохотливый малый, за полтора часа выматывающей душу езды, успел рассказать о себе и о своих родственниках до седьмого колена. Похвастался, что его в поселке ждет «дивчина всем на загляденье» и после войны нарожает ему с десяток ребятишек. В общем-то, он был славным малым, убивать его было жаль. Если его и достанет пуля, так только не сейчас. Уж если надумал настрогать пацанят, так пусть так оно и случится.

Щедро расплатившись с водителем, Марчук сказал:

– Купишь на эти деньги свадебный подарок жене.

Водитель, видно сроду не видавший таких больших денег, вдруг заволновался, а потом проговорил:

– Подарок дорогой будет, на мое жалованье такого не купишь.

– Скажешь, что случайно подвез одного старшего лейтенанта, а ему деньги некуда было девать.

Захлопнув дверцу, потопал в сторону вокзала, оставив озадаченного водителя на дороге. Бедолага даже не заподозрил, что находился всего-то на волосок от гибели.

Марчук отошел подальше от дороги, прошел в разрушенный дом и, спрятавшись ото всех за поломанным забором, сбросил с плеч вещмешок. Вряд ли его кто-нибудь здесь разыскивает, расставался он с Гжатском с такой помпой, что об этом даже привыкшие к артиллерийским обстрелам горожане будут помнить еще долго. Но все-таки стоит поберечься. Внимательно осмотрелся – за ним никто не наблюдал, – вокруг только разбитые строения. Война прошла по городу крепко – не уцелело ни одного здания. Затем снял с себя гимнастерку, отстегнул погоны старшего лейтенанта и, сложив их вместе, зашвырнул далеко в развалины. Затем развязал вещмешок, достал из него погоны капитана и закрепил на плечах. После чего вновь надел гимнастерку. Подобный случай был предусмотрен, еще в абвере, были подготовлены соответствующие документы и, судя по заверениям, абсолютно надежные. Достав старый военный билет, продовольственные аттестаты, справку из госпиталя, направление в военную часть, он порвал их на мелкие кусочки и, сложив в небольшую кучку, чиркнул зажигалкой. Огонь охотно поедал угощение, пуская в безоблачное небо серые струйки дыма. Когда от документов остался лишь пепел, Федор Марчук вытащил из вещевого мешка новый военный билет на имя Гундарева Павла Петровича и аккуратно уложил его в нагрудный карман гимнастерки. Что ж, на этом месте закончился старший лейтенант Свиридов Михаил Степанович. Каким он был, знает только бог, а может быть, и дьявол. Вот пусть они и рассудят. Не тот случай, чтобы грустить о прошлом и о всех тех, кто там остался. Каждый из них знал, на что шел, а риск – составляющая их службы.

Теперь у него другое имя, за которым пряталась совершенно иная жизнь, что совершенно не отменяет полученного задания.

Не сумев преодолеть соблазна, Федор Марчук зашагал по улице Строительней. На месте семнадцатого дома теперь стоял обугленный остов, в центре которого торчала каменная обожженная печь. Если бы в доме находился Сталин, то у него не было ни одного шанса выбраться из комнат живым.

В руинах ковырялся тот самый безрукий сержант, которого они с Храповым повстречали в пивной. Рядом с ним, охая и причитая, растаскивала груды почерневших досок немолодая женщина, очевидно, его мать. Теперь им придется подыскивать себе другое жилье. Нужно было им крепко подумать, прежде чем брать Сталина на постой.