Чаша гнева - Дмитрий Казаков

В разношерстной толпе взгляд Робера тотчас выделил высокого смуглого мужчину с близко посаженными черными глазами. Мантель его был подбит дорогим мехом куницы, а подол котты опускался почти до щиколоток. Взгляд черноглазого был скучающим, на лице застыло надменное выражение. Рядом с ним топтался наряженный в двурогий колпак шут.

– Кто это? – спросил Робер тихонько, когда рыцари Ордена заняли место среди прочих верующих.

– Граф Раймон, – ответил брат Анри, – а вон там стоят папские легаты, прибывшие в Лангедок для борьбы с ересью.

Несколько прелатов, одетых с непомерной роскошью, глядели по сторонам с явной неприязнью. Они держались отдельно ото всех, словно находились среди прокаженных, да и к ним никто не подходил близко.

– Не знаю, кто из них кто, – пробормотал де Лапалисс, – но брат Пон поведал мне о них многое. Уже много лет здесь находятся братья Ордена Сито[171]Райнер и Гвидон, но они вызвали к себе такую ненависть, что Апостолик вынужден был прислать новых, братьев Петра де Кастельно и Рауля, призванных из аббатства Фонфруа в Нарбонне. Но и они не справились, тогда приехал брат Арнольд, бывший аббат Сито, но и он за те три года, что провел в Лангедоке, прославился лишь жадностью.

– Помилуй нас Господь! – воскликнул Робер и перекрестился.

В тот же момент началась служба. В поле зрения появился епископ тулузский Фолькет в сопровождении чинов капитула. С хоров послышалось слитное пение. Судя по всему, здешний регент певчих свое дело знал.

Робер молился, даже не замечая, что его молитва отклоняется от канона, что он вовсе не повторяет те слова, что бормочут все вокруг. Он искренне просил Господа даровать этой земле, такой красивой и благодатной, достойных ее духовных пастырей, которые будут славны духовной силой, а не какими-либо пороками…

И как всегда во время удачной молитвы мир вокруг исчез, смолкли все звуки, Робер словно повис в озаренной божественным светом пустоте. Чувство, что Всевышний тут, рядом, за непреодолимой для человека завесой, и слышит каждое слово, заставило трепетать его сердце.

Брат Анри во время молитвы не забывал поглядывать по сторонам, и когда ему показалось, что голова Робера светится, он сначала решил, что ему показалось. Де Лапалисс мигнул, но видение не пропало. Наоборот, широкое кольцо света вокруг русой головы молодого рыцаря, который стоял неподвижно, сложив руки и закрыв глаза, сделалось ярче.

Брат Анри перекрестился.

Но кольцо, до ужаса похожее на нимб святого, не исчезло. Надеясь, что больше никто его не заметил, де Лапалисс толкнул молодого нормандца в плечо. Тот зашевелился, открыл глаза, и непонятное свечение тотчас начало тухнуть.

– Что такое? – спросил Робер, недоуменно моргая.

– Ты, никак, заснул? – Анри за гневом спрятал облегчение.

– Нет, сир, – тихо отозвался Робер. – Просто задумался.

Он вновь стал молиться, но вернуться к прежнему состоянию не удалось. Вздохнув, молодой рыцарь открыл глаза. Служба шла своим чередом, а люди вокруг занимались собственными делами. Тихо переговаривались рыцари из графской свиты, сплетничали дамы, даже легаты Святейшего Престола о чем-то шептались украдкой. Шут приплясывал на месте и смешно размахивал руками. Лицо его было дурашливо-торжественным. В тот момент, когда Робер понял, что дурак копирует движения проводящего службу епископа, его прошиб холодный пот.

Как граф допускает подобное святотатство?

Но повелитель Лангедока наблюдал за происходящим с улыбкой.

Служба меж тем завершилась. Причастившись, рыцари двинулись к выходу, но дорогу им неожиданно преградили. Невысокий рыцарь, темноволосый и голубоглазый, встал на их пути.

– Подождите, мессены, – проговорил он поспешно.

– Что вам угодно, во имя Господа? – в голосе Пона де Риго слышалось удивление.

– Мое имя Раймон де Рекальд, – последовал поклон в сторону бальи Тулузы, – и брат Бертран меня хорошо знает. Я сенешаль графства, и мессен граф Раймон послал меня к вам известить, что он желает поговорить с вами!

Рыцари остановились. Граф подошел сбоку, легкой изящной походкой. Выглядел он куда моложе своего возраста[172], в теле не было массивности, а седина только чуть тронула темные волосы.

– Мессены, – проговорил он с легким поклоном, – рад видеть столь знаменитых воинов Ордена Храма в Тулузе.

Голос графа звучал любезно, но в глазах, черных, точно агат, не было тепла.

– Для нас честь беседовать со столь благородным человеком, – спокойно отозвался Пон де Риго. – Что вам угодно, граф?

– От вас, почтенный магистр – ничего, – Раймон Сен-Жилль улыбнулся. – Дела Запада мне известны не хуже ваших, а вот о Востоке я хотел бы узнать поподробнее.

Робер краем глаза заметил, как напрягся брат Анри.

– От достойных доверия людей я узнал, что в тулузском командорстве остановилось несколько братьев, прибывших из Леванта, – продолжал говорить граф, лицо его было непроницаемым. Не так ли, эн Бертран?

– Вы прекрасно осведомлены, сир, – ответил несколько удивленный, судя по тону, бальи. – Вот, брат Анри и брат Робер, достойные рыцари, недавно покинувшие Святую Землю.

– Мессены, – в ответ на поклон графа Робер тоже поклонился, – Завтра состоится посвящение в рыцари молодого Бертрана, сына Арчимбауда, виконта де Комборн, моего родича. Я хочу пригласить вас туда.

– Это большая честь, во имя Господа, – ответил де Лапалисс. – Но…

– Вот и отлично, – перебил рыцаря Раймон. – Завтра за вами заедет эн Раймон, – последовал кивок в сторону сенешаля. Всего хорошего, мессены.

И, не обращая внимания на ответные слова, граф тулузский стремительно отошел. За ним потянулась свита.

– Вам придется пойти, брат Анри, – проговорил де Риго. – Хотя это и опасно. Сен-Жилль крайне непостоянен и скор на злые шутки, но идти против его желания даже я бы не стал!

– Воистину так, сир, – мрачно согласился де Лапалисс. – Вот только чего ему от нас надо?

– Скорее всего, – пожал плечами магистр, – он желает послушать рассказы о Святой Земле. Но мы задержались, нам пора…

У дверей собора рыцарей встретили пришедшие по приказу предусмотрительного брата Бертрана слуги с факелами. Было уже темно, и ветер поднимал полы плащей, нещадно дергал пламя, заставляя тени плясать на мостовой и стенах домов.

– Почему все так опасаются графа? – спросил Робер, когда они оказались в пределах командорства.

– Все очень просто, – ответил со вздохом де Лапалисс. – Он очень непостоянный и переменчивый человек, собственное обещание или клятва для него мало чего значит, как, впрочем, и выгода. Он всегда поступает лишь под действием мимолетной прихоти и поэтому непредсказуем. А учитывая, что он самый могущественный властитель от Пиренеев и до Луары, легко представить, какие неприятности Ордену может принести его гнев, вызванный мимолетным раздражением… И откуда он только про нас узнал?