Паразитарий - Юрий Азаров

— Но у меня нет таких денег.

— А эти тома мы вам бесплатно отдаем. Вам завернуть?

— Как это бесплатно? — возмутился я, тут же вспомнив старуху и Анну, которые поначалу наотрез отказались от моей квартиры: человеку свойственно не верить в добро.

— У нас есть секретное предписание из Всемирного Союза Баптистов эти книги отдать бесплатно тому, кто станет их безотрывно читать здесь же, за прилавком.

— Но это же целое состояние?

— Не думаю, что вы станете продавать книги.

— Ни за что, — сказал я. — Нет, нет, не надо заворачивать. Я был в куртке. Часть книг я уложил в портфель, а часть прямо за пазуху. Мне сразу стало тепло, и чтобы ничего уже не изменилось, я торопливо выбежал из магазина.

Я бежал в свой крохотный подвальчик, чтобы наброситься на алые томики. Каково было мое удивление, когда я увидел, что подвал залит водой. Я швырнул к дверям валявшийся тарный ящик из-под овощей, встал, на него, чтобы отворить дверь. В комнате воды по щиколотку. Мое горе сменилось тихой радостью: как же вовремя я вынес отсюда Топазика. Возможно, раньше я бы не попытался заходить в эту мою сырую обитель, а сейчас пробрался к койке и лег. Батареи были отключены, и в комнате был адский холод. Началось, подумал я. Я всегда боялся того, что отключат газ и свет. Тогда во всеобщем холоде и темноте будет всеобщая смерть. Не раздеваясь, я стал читать: любовь никогда не перестает, она долго терпит, милосердствует, не превозносится, не завидует, не гордится.

Странички были гладкими и теплыми, как кожа Топазика.

Я читал о том, как американский президент Линкольн обладал великим долготерпением. Он не выносил мистера Стентона, который презирал и оскорблял Линкольна, называя его "низким коварным клоуном" и "подлинной гориллой". Стентон издевался: "Дю Щелю поступил неразумно, отправившись в Африку, чтобы поймать гориллу — ведь эту гориллу можно было найти в Америке, в штате Иллинойс". Линкольн ничего не ответил на оскорбление и назначил Стэнтона министром обороны, потому что он лучше всех знал дело. Прошли годы, и в ночь, когда Линкольн был убит в театре, где положили тело президента, тот же самый Стэнтон сказал: "Здесь лежит величайший из руководителей, какого когда-либо видел мир". Я читал эти строчки, и слезы захлестывали меня: вот оно истинное долготерпение, истинная долготерпеливая любовь! Господи, думал я, я живу в стране, которая породила ВЕЛИКУЮ, ДОЛГОТЕРПЕЛИВУЮ ЛЮБОВЬ. И она же и похоронила эту любовь! Изъяла из жизни, из души народной, заменив ее глупостью и демагогией.

Я еще недавно думал о том, что важнейшая черта народов России, об этом говорил великий провидец Федор Михайлович Достоевский, это долготерпеливое, бескорыстное, безбоязненное сознание своей греховности, неспособность возводить свое несовершенство в закон, право и мораль и успокаиваться на них, отсюда жгучие требования лучшей жизни, жажда всеочищающей любви и подвига. Как же мне дорог был со своей великой мученической мыслью другой провидец — Владимир Сергеевич Соловьев, который выражал свою главную мысль примерно так: "Как бы глубоко ни было падение человека или народа, какою бы скверной ни была наполнена его жизнь, он может из нее выйти и подняться, если хочет, т. е. если признает свою дурную действительность только за дурное, только за факт, которого не должно быть, и не делает из этого дурного факта неизменный закон и принцип, не возводит своего греха в правду. Но если человек или народ не мирится со своей дурной действительностью и осуждает ее как грех, это уж значит, что у него есть какое-нибудь представление или идея, или хотя бы только предчувствие другой, лучшей жизни, того, что должно быть. Вот почему Достоевский утверждал, что русский народ, несмотря на свой видимый звериный образ, в глубине души своей носит другой образ — образ Христов — и, когда придет время, покажет Его въявь всем народам, и привлечет их к Нему, и вместе с ними исполнит всечеловеческую задачу.

А задача эта, т. е. истинное христианство, есть всечеловеческое не в том только смысле, что оно должно соединить все народы одной верой, а, главное, в том, что оно должно соединить и примирить все человеческие дела в одно всемирное общее дело, без него же и общая вселенская вера была бы только отвлеченной формулой и мертвым догматом. А это воссоединение общечеловеческих дел, по крайней мере самых высших из них, в одной христианской идее Достоевский не только проповедовал, но до известной степени и показывал сам в своей собственной деятельности".

Я почувствовал вдруг эту великую силу всеединения! Мне захотелось любить и Прахова, и Агенобарбова, и Шубкина, и Комахина, и всех, кто ослеп в этом мире, кто силою зла заслонил от себя высшие человеческие добродетели. И вдруг я ощущаю в себе дикую, страшную ложь. Сила всеединения, безумие любви, захватнический порыв — вся эта изнанка истинной божественной любви обернулась морем греховности, в котором и я захлебываюсь вместе с другими — нечем дышать, и нет надежды! Удушающий шепот Любаши: "Я не признаю в любви никакой иерархии. Я люблю силу, власть, но на самом высоком уровне. На космическом уровне Вагнера и Нерона! Я люблю сверкающее исступление богочеловека. Поверь мне, и безобразное может быть прекрасным, надо покончить с империализмом в эстетике и в любви. Все может быть обращено в прекрасное, если мы этого сильно захотим, если не смотреть на некоторые вещи через очки разума, надетые на нас общественной моралью. Так говорит одна моя великая знакомая, француженка, она занимается любовью как суперзвезда, ей не чужды встречи с гомиками, эксгибиционистами, коллективистами, педерастами. Она любит оргии. А ты любишь оргии?"

Я молчал, понимая, в какой трясине оказался. А она продолжала: "Любовь — это подлинное всеединение, это самая великая радость оттого, что ты доставляешь счастье другим. Кстати, моя Шурочка фригидна, потому что у нее нет и намека на клиторную чувствительность, а учиться она не хочет. А знаешь почему многие красивые женщины фригидны? Потому что они не ориентированы на то, чтобы доставлять радость другим. Их мозг, душа и чувства во власти гордыни: даже к любимому они не в состоянии снизойти. Их самоґмнение настолько высоко, что они, даже если сознают, что оно им во вред, не в состоянии преодолеть его. Я никогда не ношу трусиков и всегда готова понять и принять любого мужчину, если он мне по душе или мне его очень жалко! И мужчины это не просто ценят, они рождаются заново! Многие женщины жалуются, что мужчины входят в них и выходят из них как будто компостируют в троллейбусе проездной билет. Но если женщина лежит как доска, она этого заслуживает. Нужно перестать быть дельфийскими пифиями, вокруг которых надо ходить с иерихонской трубой, чтобы пробудить эрогенный Сезам. Это любимые слова моей знакомой француженки. Она евангелистка. Она любит говорить о сексе так: 'Вы хотите, чтобы к вам пришел Великий Оргазм. Великий, как Вечность, подарите партнеру лучшую часть вашей души, ибо сказано в Библии — ищите и обрящете, стучите, и вам откроется. Нужно не только любить давать, надо еще знать, как это делается'".

Когда я сказал, вздохнув: "Бедная Любаша, бедная Шурочка, бедные женщины, тонущие в грязи", она улыбнулась и ответила: "А грязелечение тоже полезно".