Вкус дыма - Ханна Кент

Потом я стояла, нагая, бедрами прижимаясь к краю его стола. Книги Натана лежали передо мной, страницы их были измяты – напоминание о нашем бурном соитии.

– Смотри, Натан, все это – о болезнях. Столько книг, и все посвящены бедам и ужасу.

– Агнес.

Он произнес мое имя негромко, перекатывая на языке конечное «с», точно смакуя.

– Натан… если в мире столько болезней, столько бед, которые в любую минуту могут приключиться с любым человеком, – как же выходит, что все мы до сих пор еще живы?

Сигга наверняка знала, что происходит между нами. В те первые ночи в Идлугастадире мы дожидались, пока она заснет. Я слышала, как Натан осторожно ступает по дощатому полу бадстовы, а затем чувствовала, как он легонько дергает мое одеяло. Я изо всех сил старалась не шуметь. Тела наши сплетались так, словно им не суждено было разъединиться, но первый же луч утреннего света, проникавший в окно, рассекал нашу страсть, словно острый нож.

Натан всегда возвращался в свою постель до того, как проснется Сигга.

* * *

Агнес, казалось, глубоко задумалась. Лишь когда Тоути легонько тронул ее за плечо, она встрепенулась и наконец заметила, что он вернулся в комнату.

– Извини, что побеспокоил тебя, – сказал он.

– Нет-нет, все в порядке, – глуховато отозвалась Агнес. – Я просто считала петли.

– Продолжим? – спросил Тоути.

– На чем я остановилась?

– Ты рассказывала про первый свой день в Идлугастадире.

– Ах да. Натан был рад меня видеть. Удостоверившись, что я успокоилась, он рассказал мне кое-что о соседних хуторах и людях, которые там обитали. В первые недели моей жизни в Идлугастадире не случилось ничего примечательного. Каждый день мы с Сиггой трудились от рассвета до заката, а вечера проводили все вместе, рассказывали друг другу разные истории или просто над чем-нибудь смеялись. Словом, первые пару месяцев, проведенные на этом хуторе, я была счастлива. Сигга сказала, что Натан обычно не проводит столько времени дома, и я решила, что его удерживает на хуторе мое присутствие. Почти все дни он проводил в своей мастерской, предпочитая лудить и чинить инструменты, нежели работать по хозяйству. Он считал, что лучше нанять работников, которые накосят травы или обиходят лошадей, чем заниматься этими делами самому. Не то чтобы он был ленив. Он показал мне, как пускают кровь, и поведал обо всех болезнях, какие могут приключиться с человеком. Мне кажется, он обрадовался, наконец-то заполучив собеседника, которому интересна его работа; Сигга была хорошенькая, отменно стирала и ловко управлялась с ножом, потроша рыбу, которую мы ловили, однако не имела ни малейшей склонности к тому, что Натан именовал премудростями. Мне было дозволено читать, сколько пожелаю, и извлекать кое-какие познания из научных трудов. Знаете ли вы, преподобный, что, если у человека кровоточат десны и выступили пятна на ногах, ему нужно есть капусту?

Тоути улыбнулся.

– Нет, я этого не знал.

– Я вначале думала, что Натан надо мной потешается, но потом своими глазами увидела, как самая незамысловатая вещь – отвар из листьев, мазь из свиного жира с серой, сок, выжатый из корней, или даже капуста – может исцелить больного человека.

Мне казалось, переезд в Идлугастадир обернулся для меня большой удачей. Натан смастерил мне новые туфли из тюленьей кожи, подарил платок, а уж гагачьих яиц можно было есть сколько влезет. Всякий раз, когда Натан уезжал из дома, он привозил подарки для меня и Сигги. Вот почему при первой встрече я подумала было, что Сигга – дочь Натана. Он дарил ей наряды, и меня, когда я приехала, тоже осыпал подарками. Кружева, шелк и крошечный платочек – по словам Натана, из самой Франции. Такая жизнь казалась мне роскошной – несмотря на безлюдье, несмотря на тесный и захламленный дом. Гости у нас бывали нечасто. Впрочем, у меня был Натан, да и Сигга не слишком допекала. – Агнес понизила голос. – Вы ее видели, преподобный? Она получила помилование?

Тоути покачал головой.

– Этого я пока что не знаю.

– Сигга, наверное, изменилась, – задумчиво проговорила Агнес. – Стала, наверное, на редкость набожной. А ведь в Идлугастадире она порой вела себя как сущий чертенок. Вечно судачила о соседях, и Натан, бывало, спрашивал: как, мол, она думает, кто на ком должен бы жениться и на кого были бы похожи их дети; простодушие Сигги его забавляло. Я даже не возражала, когда Сигга именовала себя экономкой или приказывала мне сделать то, чем ей бы полагалось заняться самой: опорожнить ночной горшок, выгрести навоз из коровника, повесить сушиться рыбу, которую поймал Натан. Она, как и говорил Натан, была сущее дитя, и образ мыслей у нее был соответственный.

Фридрик Сигюрдссон появился в Идлугастадире вскоре после моего приезда. Я никогда прежде с ним не встречалась, но Сигга рассказала мне о нем и прибавила, что они с Натаном вроде как приятели. Всякий раз, говоря о Фридрике, она пунцовела, точно освежеванный ягненок. Надо сказать, что Фридрик вызывал у меня неприязнь. Сидело в нем некое буйство. Натан, впрочем, был не лучше. Настроение у них, когда оба находились в одной комнате, менялось каждую минуту – только что смеялись и шутили и вот уже смотрят друг на друга волком. Причем эта злоба была как зараза. В их присутствии всякая мелкая обида ощущалась болезненно, точно острый шип, вонзившийся в палец. Фридрик, думалось мне, безрассудно смелый мальчишка, который вон из кожи лезет, чтобы доказать, что он мужчина. Оскорбить его было легче легкого. Полагаю, он считал, что весь мир настроен против него, оттого и бесился. Не нравилось мне это в нем – как он вечно ищет повод разозлиться. Он любил драться. Любил ходить с ободранными костяшками пальцев.

Натан был совсем другой. Он не считал, будто должен кому-то что-то доказывать. Зато ему не давали покоя приметы и знамения. И то, что так меня восхищало в Натане, – его взгляд на мир, тяга к знаниям, легкость в общении с теми, кто ему по душе, – имело свою недобрую изнанку. Кто слишком радуется ясному дню, тому и ненастье снести стократ тяжелее.

Агнес прервала рассказ, заметив, что Тоути морщится и трет ладонью горло.

– Что-то не так, преподобный? – спросила она.

Тоути откашлялся.

– Просто здесь душновато, только и всего, – сказал он. – Продолжай. Чуть попозже я схожу за водой.

– Вы бледны.

– Слегка простыл, мотался туда-сюда в непогоду.

– Может быть, вам не следует сегодня ехать на ночь в Брейдабоулстадур.

Тоути, улыбаясь, покачал головой.

– Бывало и похуже, – сказал он. – Я не хотел прерывать твой рассказ. Пожалуйста, продолжай.

Агнес окинула его обеспокоенным взглядом, но все же кивнула:

– Что ж, хорошо. В тот день, когда я впервые увидела Фридрика Сигюрдссона, я несла воду от ручья. Я услышала крик, а потом увидела рыжеволосого молодого всадника, который ехал рысью по горной тропе. С ним была женщина. Натан выглянул на шум из окна мастерской и вышел, не дав себе труда запереть за собой дверь. Гости в Идлугастадире появлялись редко, и Натана, судя по всему, такое положение дел устраивало.