Цивилизация в переходное время - Карл Густав Юнг

словно камень по склону холма, пока ее не остановит некое прочное препятствие. Политические события движутся от одного тупика к другому, точно водный поток, что торит путь по оврагам, лощинам и болотам. Всякому человеческому контролю наступает конец, когда индивидуум вовлекается в какое-либо массовое движение. Тут начинают действовать архетипы, как происходит и в жизни отдельных людей, когда они сталкиваются с обстоятельствами, с которыми нельзя справиться ни одним из привычных способов. Что именно так называемый фюрер творит с порывом масс, нетрудно увидеть, если обратить взор к северу или к югу от нашей страны[203].

396 Правящий архетип не остается одним и тем же во веки веков, что явствует из временных ограничений, установленных для долгожданного царства мира – так называемого «тысячелетнего рейха». Средиземноморский архетип отца – справедливость, порядок, благожелательное правление – распался по всей Северной Европе, чему подтверждением служит нынешняя доля христианских церквей. Фашизм в Италии и гражданская война в Испании показывают, что и на юге катаклизм оказался гораздо сильнее ожидаемого. Даже католическая церковь больше не допускает испытаний на прочность.

397 Националистический Бог атаковал христианство широким фронтом. В России говорят о технике и науке, в Италии славят дуче, а в Германии восхваляют «немецкую веру», «немецкое христианство» или государство. «Немецкие христиане»[204] суть какое-то противоречие логике, им следовало бы примкнуть к «Движению немецкой веры» Хауэра[205]. Эти порядочные и доброжелательные люди честно признают свою «одержимость» и пытаются примириться с неоспоримым фактом. Они прилагают немалые усилия к тому, чтобы ослабить напряженность, рядят национализм в маскирующие исторические одеяния и выпячивают на всеобщее обозрение фигуры великих деятелей прошлого – скажем, Майстера Экхарта[206], тоже немца и тоже «одержимого». Тем самым вроде бы удается обойти неудобный вопрос об «одержителе»: это всегда не кто иной, как «Бог». Но чем больше Хауэр сводит мировой охват индоевропейской культуры до «нордической» вообще и до «Эдды» в частности, чем более «немецкой» становится эта вера как проявление «одержимости», тем болезненнее становится ясным, что «немецкий» бог – это бог германцев.

398 Нельзя читать книгу Хауэра «Deutsche Gottschau: Grundzüge eines deutschen Glaubens» («Немецкое представление о Боге: основы немецкой веры») без волнения, если воспринимать ее как трагическое и воистину героическое усилие добросовестного ученого, который, сам того не ведая, был насильственно призван гласом «одержителя» и теперь пытается изо всех сил, прилагая все свои знания и способности, перекинуть мост между темными силами жизни и блистающим миром исторических идей. Но что значат для современных людей все красоты прошлого, принадлежащие к совершенно иным уровням культуры, перед лицом живого и непостижимого племенного бога, равных которому мы не встречали? Нас, словно сухие листья, засасывает в ревущий вихрь, а ритмические аллитерации «Эдды» неразрывно смешиваются с христианскими мистическими текстами, немецкой поэзией и мудростью Упанишад. Сам Хауэр одержим глубиной значения первослов, к коим восходят германские языки[207], до такой степени, которая вызывает неподдельное изумление. Но не стоит винить в этом Хауэра-индолога или даже «Эдду»; скорее, здесь просматривается вина kairos[208] – мгновения настоящего, – которое, как выясняется при ближайшем рассмотрении, носит имя Вотана. Потому я бы посоветовал «Движению за немецкую веру» отбросить сомнения. Разумные люди ни за что не перепутают их с грубыми поклонниками Вотана, чья вера – сплошное притворство. В этом религиозном движении хватает тех, кто достаточно разумен, чтобы не просто верить, а знать наверняка: бог немцев – Вотан, а не христианский Господь. Это трагический опыт, но в нем нет и намека на позор. Всегда страшно попадать в руки живого бога. Яхве тут не исключение, филистимляне, эдомитяне, амореи и прочие народы, его не познавшие, несомненно, находили этот опыт крайне неприятным. Семитское восприятие Аллаха[209] долгое время оставалось чрезвычайно болезненным для всего христианского мира. Мы, стоящие в стороне, слишком строго судим немцев, как если бы они поступали совершенно сознательно; может быть, ближе к истине считать их одновременно и жертвами.

390 Если последовательно применять нашу, по общему признанию, своеобразную точку зрения, мы неизбежно придем к выводу, что Вотану предстоит рано или поздно раскрыть не только беспокойную, буйную, бешеную сторону своей натуры, но также свои экстатические и мантические свойства, – то есть явиться нам иной личностью. Если этот вывод верен, национал-социализм не окажется последним словом в развитии духа. Где-то глубоко скрывается то, чего не вообразить в настоящее время, но можно ожидать, что это скрытое проявит себя в ближайшие несколько лет или десятилетий. Пробуждение Вотана – это шаг назад в прошлое; водный поток запрудили, и он хлынул в старое русло. Но препятствие не простоит вечно; скорее, это reculer pour mieux sauter[210], и вода постепенно преодолеет преграду. Тогда мы наконец поймем, о чем говорил Вотан, когда беседовал «с головой Мимира».

Взыграли под древом

Мимира дети,

пропел Гьяллархорн (рог. – Ред.)

мира кончину —

Хеймдалль трубит,

рог поднимает;

Один беседует

с Мимировой головою;

Дрогнул Иггдрасиль,

ясень трепещет,

трещит сердцевина —

вырывается йотун:

все устрашится

в подземных землях,

когда он явится,

родич Сурта (огненного великана. – Ред.);

что слышно у асов?

что слышно у альвов?

гудит Йотунхейм,

на судбище асы,

а цверги стонут

за каменной дверью

своих подземелий.

Еще мне вещать? Или хватит?..

Хрюм с востока

идет, щитоносный;

Йормунганд-змей

злобно клубится,

хвостом бьет море;

орел клекочет;

Нагльфар[211]

плывет,

Муспелля войско

везет с востока

корабль по водам,

(а кормщик – Локи),

везет он волка

и племя чудищ,

и Бюлейста брат (Локи. – Ред.)

с ними плывет[212].

XI. После катастрофы[213]

400 Впервые с 1936 года судьба Германии снова заставляет меня взяться за перо. Цитата из «Прорицания вельвы», которой я закончил написанную мною тогда статью[214] о Вотане, «беседующем с Мимировой головою», пророчески указывала на характер грядущих апокалиптических событий. Что ж, миф сделался явью, и бо́льшая часть Европы лежит ныне в руинах.

401 Прежде чем начнутся работы по восстановлению, придется провести большую уборку, а это занятие необходимо предварить размышлениями. Со всех сторон звучат вопросы о смысле случившейся трагедии. Даже ко мне обращались за разъяснениями, и приходилось