Возраст третьей любви - Анна Берсенева

Женя понимала, о ком мама говорит «мы». Но себя она к людям, которые боятся оказаться на задворках жизни, не причисляла. А значит, и переживать было не о чем.

Ее жизненные ценности всегда очень мало зависели от внешних обстоятельств – возможно, в силу ее самодостаточности и даже эгоизма. Что такое хорошо и что такое плохо, Женя усвоила примерно в те же годы, когда впервые прочитала одноименное стихотворение Маяковского, – и теперь, вспомнив старый стишок, с удивлением обнаружила, что поэт был прав.

При «белых» и при «красных» не следовало лезть в грязь, бить тех, кто меньше ростом, или, заохав, убегать от вороны. Умываться по утрам и тыкать в книжку пальчик тоже надо было вне зависимости от того, что пишут в газетах. И все это, между прочим, требовало немалых усилий. Чего ж кипятиться по пустякам?

– «Пусть впереди большие пер-р-ремены – я это никогда не полюблю!» – пропела Женя. – Ты забыла, что ли, мамуля? Вот тебе и перемены настали, а я что любила, то и теперь люблю.

Она считала, что раньше для того, чтобы никто не лез тебе в душу, приходилось прикладывать гораздо больше усилий, чем теперь. Может, теперь и установилась «бездушная власть денежного мешка», зато в институте отменили распределение. А больше ей от власти ничего и не было нужно.

Женя в который раз порадовалась, что выбрала в свое время именно иняз. Иностранцы бродили теперь по Москве толпами, диплом котировался очень высоко, и поиски работы обещали быть недолгими. Тем более что Женя, еще учась в институте, подрабатывала переводчицей на международных выставках в Хаммеровском центре и успела познакомиться с несколькими преуспевающими фирмачами.

К одному из своих старых знакомцев она и пришла через месяц после выпускного вечера. Особенно оттягивать начало трудовой деятельности все-таки не приходилось, деньги-то на деревьях не росли, а мамина зарплата в театре медленно, но верно приближалась к нулю.

Офис фирмы по продаже «хард и софт» располагался в знакомом Хаммеровском центре на Красной Пресне. Это место Женю устраивало: красиво, чисто, от дома недалеко. Устраивал и шеф, Алексей Трубник: он сразу вспомнил ее, когда она позвонила, сразу подтвердил, что, конечно, не передумал, ну что за вопрос, разве можно передумать, когда такая девушка… Вот, правда, надо освоить компьютер, на котором Женя умела только печатать двумя пальцами, как на машинке. Но это, успокоил Трубник, дело плевое. Можем и на курсы послать, и обучение, конечно, оплатим, да мы ж сами программный продукт продаем, неужели для такой девушки… А переводом она владеет в совершенстве, хоть синхронным, хоть письменным, общаться с людьми тоже умеет прекрасно, внешность представительская…

– Да ты у нас лицом фирмы будешь, Женечка! – уверил ее Алексей.

Через месяц шеф попросил Женю задержаться после работы, потому что на завтра намечены важные переговоры, к которым надо вдумчиво подготовиться.

Когда офис опустел и Женя заглянула в трубниковский кабинет, он тут же простился с телефонным собеседником, вообще выключил телефон, встал, обошел свой роскошный президентский стол и, слова лишнего не говоря, положил руку Жене на грудь. После этого решительного жеста шеф, правда, помедлил, внимательно глядя ей в глаза.

Контрольной паузы было вполне достаточно, чтобы Женя спокойно сняла трубниковскую руку со своей груди и отошла на два шага в сторону.

– Зря, – пожал плечами Трубник. – В ресторан бы потом спустились, поужинали…

– Спасибо, я сыта, – усмехнулась она.

– А я нет, – спокойным, уверенным тоном отрезал шеф. – А ты как думала, лапочка? Я для того красивую женщину беру на хорошую зарплату, чтоб после работы по проституткам бегать? В общем, так. – Он вернулся за стол, уселся в высокое кожаное кресло. – Чтоб сразу, как говорится, все точки над «е»… Интим входит в твои служебные обязанности. Никакого разврата – только со мной или с кем я тебе лично укажу. Злоупотреблять тобой не буду, не беспокойся, – хмыкнул он. – В основном все-таки со мной.

– Да у тебя прямо как в монастыре! – забыв, что была с шефом на «вы», засмеялась Женя. – В самом деле, какой же это разврат?

– Иронизировать можешь сколько угодно, – поморщился Трубник, – только в свободное время. В общем, красавица, подумай.

– Да что тут думать? – пожала она плечами. – Кому должна, всем прощаю. Будь здоров, начальничек.

Легко ей было приструнить самоуверенного хама! Но, выйдя из трубниковского кабинета и из огромного Хаммеровского центра, Женя почувствовала себя так, как будто наелась дерьма. И даже не потому, что ее так уж смутило само по себе предложение Трубника. В конце концов, то же самое мог предложить ей практически любой мужчина – ну, может быть, сформулировал бы свои условия не так беззастенчиво.

Но в этом ведь и было все дело…

Предположим, уйдет она от этого говнюка. Даже без «предположим» – уже ушла. Ну и что? Придет к другому – тот, может, и контрольной паузы делать не станет. Стул у него на голове ломать, что ли? Зачем же стулья ломать… Согласиться, выбрав того, который посимпатичнее? Это исключено. Женя считала, что можно лечь с мужчиной в постель по разным причинам, даже без особенного к нему влечения, как это произошло у нее с Игорем. Но спать с мужчиной ради выгоды – это нет, потому что… Да без «потому что» – просто нет, и все!

Собственное будущее вдруг предстало перед Женей в такой унылой неприглядности, что она остановилась прямо посреди площади Восстания и зябко поежилась, несмотря на тепло летнего вечера.

Да ведь ей, красивой, молодой, эффектной, просто не светит найти начальника, который не потащил бы ее в постель! Так же мало ей светит заняться, например, каким-нибудь самостоятельным бизнесом, чтобы вообще не иметь над собой начальников; Женя не чувствовала в себе никаких к этому способностей.

Ситуация попахивала тупиком. Стулья ломать и рыдать по этому поводу, конечно, ни к чему, но вот задуматься следует.

Но, кажется, дело даже и не в этом…

Женя почувствовала, как в голове у нее начинает свербить более важная мысль, словно взбудораженная сегодняшними невеселыми событиями.

«А чего я вообще-то хочу? – подумала она. – Чем я хочу заниматься, как хочу жить?»

Женя с удивлением поняла, что до сих пор, выходит, вообще об этом не задумывалась. Все это были какие-то очень отвлеченные размышления, а она привыкла мыслить конкретно. И вдруг оказалось, что простой здравости ума слишком мало для жизни…

Эта неожиданная догадка вызвала у нее куда большую растерянность, чем похабные предложения Трубника.

Женя шла по сотни раз исхоженным улицам, и ей казалось, что она идет совершенно незнакомым городом.

Колокольный звон далеко и гулко разносился от церкви возле бывшего Камерного театра. Ярко светились окна синагоги, недавно открытой напротив кафешки с аистами. Толпа людей высыпала из Театра на Малой Бронной. И в этом знакомом смешении людей, звуков, огней Женя чувствовала себя одинокой, как в лесу.