Темный инквизитор для светлой академии - Алиса Ганова

— Тщ-щ! Услышит Сирель, что недовольны ее вкусом, запросто в тарелку плюнет. С нее станет. Склочная баба.

— Какой чудесный городишко, — скривила тонкие губы Лужо. — Чем вы, магистр, прогневили главу, что вас сослали в беспросветную глушь?

— В благодарность за успехи и неподкупность, — съязвил Айтен.

— Да-да, уже заметила… — светясь ехидством, Вилатта повернулась к Дэлинее, сидевшей смирно и не встревавшей в разговор. — Тогда считайте, что я пришла экзамен принять. Лично.

— И как, успешно? — приподнял бровь инквизитор.

— Недочеты и замечания есть, но в целом недурно.

— Знал, что ты, Вилатта, великодушная! — телохранитель положил шершавую, обветренную ладонь на ее хрупкое плечо. Целительница покраснела. — Айда по комнатам — наряды мерить.

Женщина гордо вскинула голову, скептично скривила губы, однако покладисто согласилась:

— Пойдем, — и, окинув инквизитора показательно пренебрежительным взглядом, подала руку его спутнику.

Когда они поднялись по лестнице и скрылись, Дэя со вздохом поведала:

— Скучно сидеть взаперти, — наклонилась ближе. — Да и от Сирели отбиваться вместе проще. Она косится на нас и бурчит про столичных распутниц. Смешно, но думает, что соблазнимся на нее коротышку. Лужо оскорбилась и… — заговорщицки зашептала на ухо: — чтобы показать толстухе пренебрежение, заявила, что твой спутник — мужчина ее мечты!

— Какая ветреная мадам! — деланно возмутился Айтен.

— Не смейся! Ты ей нравился, и она хотела извиниться перед тобой. А чтобы не нервничать, выпила успокоительного настоя. Потом, пока тебя ждала, выпила еще. А тут Сирель увидела приличную, состоятельную женщину в плохом настроении и предложила подать вина. Только забыла сказать, что оно с травами. Вот и вышел обратный результат. Мадам очень импульсивная, хотя кажется спокойной. А потом, нервничая, выпила лишнего… Потом явилась я и едва не выбила ей зуб.

— Да, дралась ты славно. Я очень польщен, что достался такой смелой воительнице, — тепло улыбнулся он и заправил ей за ушко выбившуюся прядку. — Неужели так любишь?

— Наверно. Еще не уверена, — задрала носик Дэя и посмотрела задорно.

— Не побрезгуешь наряд примерить?

Она коснулась его руки, он накрыл ее белые пальчики своей широкой ладонью, помог встать.

Митар прежде лишь раз видел Дэю одетой не в учебную форму. То платье было не самым роскошным, однако по сравнению с его нарядом, выглядело очень дорогим.

— Ну, как? — спросила она, поправляя юбку миленького, зеленого платья с яркими вставками, без изыска, и посмотрела на него смущенно. Зеркала в комнате не было.

— Тебе все к лицу. Невероятная красавица. Я за тебя должен драться, — он стушевался и опустил голову.

— Зато я экзамен сдала! — с улыбкой отшутилась Дэлинея, стараясь приободрить Айтена.

— По ратоборству? Знаешь, пожалуй, не отдам пока кольца. Ты дралась, еще не уверена в чувствах ко мне. Нет, такую забияку отпускать никак нельзя.

— Меня же в академии потеряют! — изобразила возмущение, в то время как глаза светилась от счастья.

— Тебе невероятно повезло, что декан постучалась в нашу дверь.

Они засмеялись.

— Но если будешь умницей, злой инквизитор Митар, колечко отдаст. Но насовсем не отпустит, — он наклонился и поцеловал в губы. — Даже не надейся.

Вдруг Дэя перестала улыбаться, нахмурилась.

— А я ведь готовить не умею, — помолчала и добавила. — И стираю плохо.

— Пф! — фыркнул он. — Напугала. Готовить научу, потому что не всегда буду рядом из-за разъездов. А стирать могу и сам. Или прачка. Не хочу, чтобы портила нежные ручки.

— Но ведь…

— Посмотрим, насколько задержусь в Гескеле, снимем ли комнату. Будет нужда — подумаем. Или думаешь, я испугаюсь и отпущу?! Нет уж…

С каждым днем, проведенным вместе, Айтен лучше узнавал Дэю и прикипал к ней душою. На удивление не спесивая, не привередливая — ласковая, сдержанная, озорная — она встречала его после службы.

Разувался, умывался и приступал к еде, а она, подперев рукой щеку, не сводила с него влюбленных глаз.

Потом подавала кружку с горячим ягодником, он притягивал ее к себе, и они, сидя в обнимку, молчали или разговаривали о том, что произошло за день.

Или шли к Сидерику. Пошла третья седмица, как Вопет продолжал лежать, не приходя в сознание.

Вглядываясь в исхудавшее, бледное лицо и почти прозрачные уши, Айтен чувствовал за собой долю вины и все больше отчаивался. Тогда Дэлинея брала за руку и твердо, без капли сомнения заверяла, что Сидерик обязательно проснется. И тоска отступала.

— Он непременно, слышишь, непременно очнется! Представляешь: проснется вредным, а тут ты, Лужо и я, — ее грудной голос успокаивал, дарил надежду.

— Каким уж будет. Сама-то не испугаешься его вредности?

— Вот еще! Не на ту напал, — улыбалась она и принималась щекотать Сидерика под носом, приговаривая: — Эй, Вопет, просыпайся! Мадам Лужо привезет тебе любимые пирожные. А магистр Митар так вымуштрует, что будешь молниями пулять — только так. Ферендель обзавидуется!

— Откуда знаешь? — удивлялся Айтен.

— Лужо рассказывает. Ей одиноко, вот и привязалась к нему.

— Повезло же ему. Я, Лужо, ты — и все воспитывать.

— Бедный Сидерик, — закачала головой Дэя. — Но ему лучше проснуться, иначе буду приходить и бухтеть над ухом, спать мешать!

Митар кивал, и они, держась за руки, шли обратно, любуясь небом, первыми звездами, наслаждаясь морозной свежестью, приходящей с сумерками.

— Дэй, тебе девятнадцать, — спросил он как-то по дороге. — Как же будешь обходиться без балов?

— Не поверишь, но я даже не представленная ко двору.

— Почему?! — не мог поверить.

— Не хочу. Мама и сестра любят внимание, а мне оно не нужно.

— Разве не мечта любой девицы: внимание, наряды, поклонники?

— Или я не девица, или я странная девица, — смеясь, отвечала она. — Да и поклонника Викрибера хватило…

Митара очень удивляла непохожесть Дэи на других подруг ее круга, однако это лишь восхищало и радовало. Будь она другой, никогда бы даже не посмотрела в его сторону.

«И за что мне так повезло?» — недоумевал.

— А если твои узнают о нас и насильно увезут тебя далеко, и я не буду знать, где ты? Что мне делать? — спрашивал, зарываясь носом в ее волосы. — Как быть без тебя?

— Ждать, — твердо отвечала она. — Я обязательно вернусь.

И Айтен знал, что будет ждать столько, сколько нужно. Ждать и надеяться.