Леди Клементина Черчилль - Мари Бенедикт

качестве пожарных наблюдателей. Теперь, когда я призвала женщин, как я могу просить их карабкаться на крыши в ночи, если не делаю этого сама? – Я сделала паузу и использовала против него его же собственные аргументы. – Ты сам так делаешь, когда выходишь на городские улицы во время ночных бомбардировок.

Тяжело вздохнув, Уинстон надолго затянулся сигарой. Его молчание сказало мне, что хотя я и выиграла, он потребует от меня какой-то уступки.

– С тобой будут мои охранники.

Я хотела было возразить, но поняла, что он будет беспокоиться все время моего дежурства, если со мной не пойдет кто-то из его людей. Я неохотно уступила, но только в этом.

Мое появление на крыше заставляет всполошиться пожилого седого джентльмена, которому я прихожу на смену, мистера Пикока. Несмотря на то, что он больше чем на десять лет старше меня, он замечательно энергичен, что и демонстрирует, подпрыгнув при виде меня.

– Миссис Ч… Черчилль? Какого черта вы тут делаете?

– Я пришла сменить вас на посту, – со спокойной улыбкой отвечаю я, пытаясь показать, что мое присутствие на крыше такое же обычное дело, как и его собственное.

– Пожарный наблюдатель? – фыркает он, затем прикрывает рот рукой. – Простите, мэм. Я просто очень удивился, увидев жену премьер-министра на крыше.

Боюсь, бедняга так и не придет в себя. В надежде успокоить его, я спрашиваю:

– Можете показать мне те веревки? В конце концов, я тут в первый раз.

После мгновенного замешательства он переходит к роли инструктора настолько органично, что я догадываюсь, что он когда-то был преподавателем. Надвинув свою обманчиво знакомую шляпу, он успокаивается и объясняет задачу, которую я буду выполнять следующие восемь часов. Передавая мне захватанный бинокль, он говорит:

– Главное – осматривать горизонт в поисках падающих бомб, а также дыма и огня, – он проводит меня по периметру крыши, указывая на различные здания на горизонте, хотя, конечно, собор Св. Павла я узнаю сама.

Он ведет меня к телефону, который словно наспех установлен на крыше.

– Когда заметите что-то вроде этого, предупреждаете персонал в конторе внизу. Там народу достаточно. Так они смогут защитить себя и здание и предупредить людей в других домах под угрозой, запустив сигнал тревоги, чтобы народ шел в убежище, а также предупредят остальных телефонными звонками.

Показав на мешки с песком и ведра с водой, я спрашиваю:

– А это зачем?

– Чтобы укрыться, если немцы будут бомбить прямо вас, – спокойно отвечает он, словно не хочет открывать мне реальную опасность этого поста. Будто я до этого момента не осознавала риска. – А вода и песок на случай, если тут начнется пожар.

А, думаю я. Для того же, что и в оперативном штабе, заставленном ведрами с водой и мешками с песком.

Я коротко киваю и говорю:

– Что же, сэр, спасибо за отличные инструкции, я готова заступить на пост.

– Вы уверены, мэм?

– Абсолютно. Мы все должны выполнять свой долг, – я вижу, что мои слова не успокаивают его. Показав на солдат на крыше у стены, я говорю: – Не беспокойтесь. Эти ребята не дадут ничему со мной случиться.

– Не подведите премьер-министра, мэм. Он столько для нас делает.

Я пожимаю его затянутую в перчатку руку.

– Я расскажу ему о ваших чувствах. Но сейчас мне пора начинать, – я вешаю бинокль на шею, надеваю обязательную каску и начинаю патрулировать периметр. Я рада, что нарушила этикет, надев брюки.

Я стараюсь не обращать внимания на охранников, совершая обход, но их постоянное наблюдение за мной и крышей затрудняет мне дело. Я чуть не спотыкаюсь о какого-то белокурого молодого солдатика, зайдя за угол, чтобы проверить северную сторону здания. После нескольких часов этой довольно монотонной работы солдаты начинают расслабляться, и я могу задержаться на любой точке с хорошим обзором и осматривать городской пейзаж подо мной.

Хотя сейчас темнеет, я вижу горожан, снующих по вечерним делам. Мужчины в пальто и фетровых шляпах идут домой с работы, хотя, вероятно, их встретят пустые дома и квартиры, поскольку их близкие эвакуированы. Порой по улице пройдет женщина с пакетами. Единственные свидетельства войны, которые я вижу с моего наблюдательного пункта, – укрытия, разбросанные по городу.

Я погружаюсь в ночь, восхищаясь стойкостью британцев, когда вдруг слышу хлопки ружейных выстрелов и рев авиамоторов. Инстинктивно возвращаюсь к своему долгу и подношу к глазам бинокль. Небо чертят бипланы, и ливень зажигательных снарядов обрушивается на дома, улицы, парки. К сумеречному небу поднимаются клубы дыма, в воздухе пахнет серой.

Я тут же бросаюсь к телефону, чтобы предупредить рабочих внизу, но меня перехватывают охранники. Они окружают меня, чтобы обеспечить мне защиту. Я знаю, что они просто следуют инструкциям, но я настроена выполнить свою работу.

– Джентльмены, я должна сделать звонок.

Беловолосый солдат говорит:

– Мэм, нам приказано защищать вас. Мы не можем позволить случайной пуле или бомбе зацепить вас.

– Можете следовать за мной к телефону, но позвонить я обязана.

Я бегу к телефону, солдаты за мной, информирую сотрудников в здании о близком попадании, чтобы они могли успеть спуститься в бомбоубежище в подвале, хотя в это конкретное здание не попали. Вернувшись на периметр крыши, я снова осматриваю горизонт сквозь бинокль. Я не вижу ничего кроме блестящего купола собора Св. Павла над клубами дыма и рассеянные огни. Будучи внизу, я видела разрушения, но с крыши все смотрится иначе.

Звуки выстрелов стихают, прекращается и вой падающих бомб, когда самолеты уходят. Солдаты отказываются покидать меня, хотя ночь становится совершенно тихой. Когда дым рассеивается, в бинокль становится виден тусклый лунный свет, и я вижу груды хлама на тротуарах, откуда люди бежали спасаться. Там пакет с продуктами, там зонт, даже женская туфля. Я с облегчением понимаю, что пострадавших не видно. Как ужасна эта война.

Один из солдат у меня за спиной кашляет и говорит:

– Мэм, поскольку сейчас передышка, может, пора вернуться в пристройку?

Я поворачиваюсь к нему и твердо отвечаю:

– Я намерена оставаться здесь до конца смены. Я должна выполнить свой долг.

Глава тридцать пятая

12–13 декабря 1940 года

Лондон, Англия

Уинстон поднимает бокал «Поля Роже», редкость в военное время, сохраняемая для особых случаев.

– За Францию, – он чокается с генералом Шарлем де Голлем[92], который через день после ухода в отставку премьер-министра Рейно[93] в июне улетел в Англию на британском самолете. С падением Франции и последующим установлением вишистского[94] пронацистского правительства этот человек, единственный член французского правительства, публично выступающий за продолжение борьбы против нацистов,