Зеркало времени - Майкл Кокс

В конце концов я нашел своего гостя в дальнем углу сада, где он неподвижно стоял, уставившись на замшелый комель старого дурманного дерева. Услышав мои шаги, он повернул ко мне искаженное отчаянием лицо.

— Мистер Горст… дорогой сэр! Что стряслось?

— Вот видите, — страдальчески прошептал он, — прошлое и здесь настигло меня. Даже здесь, в этом земном раю. От него нет спасения.

Я не знал, что сказать в ответ на эти странные слова, явно отсылающие к чему-то, что он прочитал в «Иллюстрейтед Лондон ньюс». Мистер Горст заметил мое замешательство, но не попытался выручить меня из неловкого положения и не стал объяснять свое поведение. Я же, со своей стороны, воздержался от упоминания о порванных газетных страницах, найденных на балконе.

— Ну довольно, — сказал я по возможности веселее. — Вы утомлены путешествием. Ступайте в дом и отдохните хорошенько. Мне нужно в город по делам, но я вернусь к шести часам, к ужину.

Мистер Горст кивнул, и мы в молчании прошли по тенистой тропинке на мощенный булыжником задний двор. Там мы попрощались до вечера, и он отправился в приготовленную для него комнату.

Я отвлеклась от мемуаров мистера Лазаря, когда начали бить каминные часы. Четыре пополудни, а от миледи по-прежнему ни звука. Ну и слава богу. Сейчас я была решительно не расположена разыгрывать из себя горничную или компаньонку и даже не представляла, что бы я стала делать, зазвени вдруг колокольчик в углу комнаты. Разве сумела бы я выступить в привычной роли, когда мое сердце пылало огнем?

Отец! Мой дорогой отец! Теперь я видела его словно воочию — и трепетала от радости узнавания, будто при встрече с давним и близким другом после многолетней разлуки. Именно таким, как описывал мистер Лазарь, он и рисовался мне в воображении: человек, обладающий незаурядным интеллектом и ярким, самобытным характером, благодаря которым выделялся в любом обществе. Подобные личности не забываются, они оставляют неизгладимый след в жизнях окружающих людей. Таким был мистер Торнхау. Таким же, несомненно, был и мой отец.

Однако по-прежнему оставались тайны, секреты и вопросы, на которые мемуары мистера Лазаря не проливали света. Мой отец, как теперь выяснилось, жил в Лондоне — но каким родом деятельности он занимался там? В столице ли он родился? И какого он происхождения? А самое главное — почему он покинул Англию и жил в добровольном изгнании на негостеприимном острове Лансароте?

Однако даже нечто большее, чем жгучее любопытство касательно подобных моментов, воспламенило мое сердце и взволновало ум.

Причиной великого моего возбуждения стал рассказ мистера Лазаря о происшествии, связанном с номером «Иллюстрейтед Лондон ньюс», где содержалось сообщение о прибытии в Англию полковника Тадеуша Залуски с супругой, в девичестве мисс Эмили Картерет, — женщиной, ныне являвшейся моей госпожой. Представлялось несомненным, что между моим отцом и мисс Картерет существовала некая связь, причем достаточно близкая, чтобы он впал в приступ ярости, прочитав о ее браке с польским полковником.

Данное обстоятельство — подтверждавшее намеки мадам, что леди Тансор сыграла существенную роль в моей жизни, — разожгло во мне безумное желание узнать больше. Но мог ли мистер Лазарь рассказать мне то, что я хотела знать?

Молясь, чтобы колокольчик не звенел подольше, я вернулась к чтению.

На следующее утро я встал рано и, не тревожа сна своего гостя, отправился в порт, где у меня были дела, требующие внимания. Они заняли у меня два или три часа, а затем я взял carro de bois и поехал к своему старому приятелю, мистеру Дэнверу Прайсу.

Для визита к нему у меня имелась особая причина, никак не связанная с нашими общими деловыми интересами, через которые мы познакомились, когда я впервые прибыл на остров. Как я и надеялся, миссис Прайс тоже оказалась дома — именно с ней мне хотелось поговорить в первую очередь.

Эта дама живо интересовалась жизнью той части общества, которую наши деды обычно называли «haut ton».[7]Она не расставалась с «Придворным циркуляром» и наверняка знала поименно не только всех лордов и леди в Англии, но и всех их отпрысков; знала, у кого какие поместья, городские особняки и ежегодные доходы; знала в мельчайших подробностях обо всех их делах либо из прессы, либо из сплетен. Поэтому, упоминая имя лорда Тансора, я почти не сомневался, что мое любопытство касательно сей важной персоны будет в полной мере удовлетворено.

— Лорд Тансор! — вскричала миссис Прайс, отбрасывая в сторону свое шитье. — Ах, мой дорогой Джон, вы должны помнить!

— Что помнить? — спросил я.

— Но это же была поистине ужасная история, — возбужденно проговорила она. — Неужто вы забыли?

Мне снова пришлось признаться в своей неосведомленности.

— Убийство его наследника, дорогой мой, мистера Феба Даунта, поэта. Ну теперь-то припоминаете?

Имя мистера Феба Даунта, чьими знаменитыми сочинениями восхищалась моя любимая жена, разумеется, было мне хорошо знакомо. Я вспомнил, что в декабре 1854 года, когда он умер, я находился на Азорах, и до нас, кочевников Атлантики, известие об этой национальной трагедии дошло лишь через несколько недель. В скором времени я отплыл по делам в Лиссабон и потому остался в неведении о подробностях и последствиях прискорбного события.

Сейчас от миссис Прайс я узнал, что незадолго до смерти мистер Даунт был назначен наследником огромного состояния лорда Тансора, а вдобавок еще и помолвился с родственницей его светлости, мисс Эмили Картерет. Натурально, я тотчас вспомнил, что так в девичестве звалась дама, упомянутая на странице, вырванной мистером Горстом из «Иллюстрейтед Лондон ньюс», и с напряженным интересом выслушал миссис Прайс, поведавшую мне, что впоследствии мисс Картерет стала наследницей лорда Тансора вместо убитого жениха. Но с одним отличием: кровное родство с милордом позволяло ей унаследовать не только баснословное состояние и родовое поместье Эвенвуд, но и древний титул Тансоров — и она сделалась двадцать шестой баронессой.

— Случившееся стало тяжелым ударом для старикана, так и оставшегося бездетным после смерти своего единственного сына, — заметил мистер Прайс и моментально получил от супруги выговор за употребление «непочтительного эпитета», как она выразилась.

— Но послушай, — возразил он, — ведь у лорда Тансора две руки и две ноги, и передвигается он, видимо, на двух нижних конечностях, а значит, он такой же человек, как все прочие. А раз он человек уже немолодой, почему бы не называть его стариканом?