Падшие из ада - Илья Шумей

Обойдя его и Киру я взял со стола фонарь и еще раз заглянул в коллектор. Вот будет досадно, если все наши мытарства окажутся напрасными.

– Напомни-ка еще разок, куда ведет эта шахта?

– Вниз… на технич… на технический этаж… ай!

– Никаких подробностей добавить не хочешь?

– Я вам… я не вру! Все так… и есть… ай!

– Ну и ладно.

Можно было воспользоваться старым добрым прутом, что стоял в углу, но мне не хотелось пачкать его той зловонной дрянью, что текла в жилах престарелого эротомана вместо крови. Я поднял с пола табурет и размахнулся, втайне надеясь, что Кира не успеет вовремя разжать свои зубы…

* * *

После нескольких лет, прожитых в одиночестве, будучи окруженным одними лишь механическими слугами, Эдуард воспринял как должное и путешествие на беспилотном катере, и перелет на частном гиперджете, в котором кабина пилотов как таковая вовсе не была предусмотрена. Высочайший уровень комфорта вкупе с доступом ко всем каналам связи в значительной степени компенсировали отсутствие человеческой компании. Но вот пустынный терминал аэропорта, через который он прошествовал в сопровождении скупого на эмоции робошвейцара, а потом еще и парковка, где стоял, дожидаясь его, единственный также беспилотный лимузин, постепенно начали пробуждать в душе Эдуарда смутные подозрения.

Складывалось впечатление, что чем дольше Лига держала его взаперти, тем сильнее становился ее страх перед его силой и его возможностями. Да, он не терял времени зря, совершенствуя и оттачивая свои способности, но ни Совет, ни даже Александр не могли знать обо всех гранях его таланта. Им оставалось лишь строить догадки и предположения, и на этой благодатной почве их собственные сомнения и фобии за прошедшее время разрослись и расцвели даже в большей степени, чем реальная угроза, которую мог представлять мятежный Эдуард Саттар.

Старая гвардия так сама себя перепугала, что теперь была готова дуть даже на воду со льдом и шарахалась от любой тени. Что ж, учтем на будущее. Испуганный человек находится в неустойчивом состоянии и легко поддается манипулированию, но, одновременно, способен на спонтанную и непредсказуемую глупость. Не стоит давать им лишнего повода для шараханий.

Дверь лимузина мягко скользнула на место, и машина покатила вперед. За окном проплывали безлюдные улицы и целые кварталы без единой живой души. Кое-где в переулках виднелись установленные полицейские заграждения и роботы-патрульные, следившие за тем, чтобы никто живой не пробрался в закрытую зону. Александр подошел к вопросу обеспечения безопасности как никогда основательно. Вот только защищал он отнюдь не Эдуарда от гипотетических недоброжелателей, а, напротив, жителей целого города от него самого и скрытой в нем силы.

Эдуард усмехнулся. То, как в Лиге схлестнулись два самых сильных страха ее членов, чем-то походило на столкновение неодолимой силы с несокрушимой преградой. Они до холодного пота боялись его, и ни за что на свете не согласились бы выпустить Эдуарда живым из клетки, но возможные последствия затеянной Волочиным авантюры повергли их в такую панику, что им пришлось пойти на этот шаг. Когда на последнем заседании Совета они давали ему гарантии безопасности, их голоса звенели от внутреннего напряжения, но ни один из них не отступил. У них еще оставались представления о чести, и это позволяло надеяться, что спонтанных и непредсказуемых глупостей все же удастся избежать.

Между домов впереди замелькал шпиль «Айсберга», и Эдуард осветлил крышу салона, чтобы открыть вид на его громаду. Он более-менее представлял себе, что его ждет, но все равно, увиденное его откровенно шокировало.

Башня небоскреба чернела на фоне закатного небосвода. Она была вся испещрена светящимися желтыми и красными точками, отчего могло показаться, что в «Айсберге» возобновилась подача электричества. Однако то были отсветы гуляющего по этажам огня. Некогда величественный и утонченный комплекс теперь больше походил на тлеющую скирду сена, из которой тут и там сочились темные струйки дыма, кажущиеся тонкими и безобидными. Но, памятуя о его реальных размерах, становилось понятно, что в здании бушуют нешуточные пожары, охватившие уже несколько этажей, и бороться с которыми некому и нечем. А где-то в недрах этой агонизирующей туши из стекла и бетона метались, боролись и умирали тысячи людей, точно муравьи в подожженном муравейнике. Букашки, неразличимые на общем фоне развернувшейся катастрофы. Расходный материал в руках тех, кто возомнил себя вершителем судеб.

Дополнительную щепотку пикантной абсурдности зрелищу добавлял то обстоятельство, что трагедия разворачивалась в самом сердце многомиллионного города, на глазах его ничего не понимающих жителей. Пылающий прыщ анархии на лощеном лице современной изнеженной цивилизации, оказавшейся не в состоянии его побороть.

Но ничего, истинный хозяин положения уже прибыл на место и скоро наведет здесь порядок.

Машина съехала с эстакады и остановилась перед центральным входом в небоскреб. Дверь с тихим шуршанием откатилась в сторону. Эдуард шагнул на асфальт и осмотрелся.

Все выглядело так, словно здесь несколько дней стоял бродячий табор, обитатели которого недавно спешно снялись с места и отбыли в неизвестном направлении, побросав все имущество.

Множество армейских грузовиков, медицинские палатки с красными крестами, расставленные тут и там генераторы, провода от которых змеями вились по земле, ящики, тюки, канистры… и ни одной живой души кругом.

А посреди всего этого нагромождения белела одинокая фигура Александра Саттара в светлом костюме, резко выделявшемся на фоне окружающего засилья цвета хаки. Он стоял, засунув руки в карманы брюк и ожидая прибытия Эдуарда, в своей обреченности чем-то похожий на солдата, оставленного прикрывать отступление основных сил, и прекрасно отдающего себе отчет, что отступать ему некуда, и предстоящий бой для него – последний.

Эдуард подошел ближе. Он неоднократно представлял себе их встречу, представлял, что он скажет брату после стольких лет заточения, на которое тот его обрек. Он знал, что рано или поздно, но этот день настанет, и старался продумать свое возвращение в мельчайших деталях. Но, если поначалу его речь была исполнена ненависти и злости, то по прошествии некоторого времени тональность реплик смягчилась, ограничившись ехидным злорадством и констатацией своего превосходства. Однако жизнь всегда все решает по-своему, и Эдуард вдруг осознал, что единственной эмоцией, которую он ощущает по отношению к брату, оказалось сочувствие.

– Привет, Сань, – он кивнул в сторону «Айсберга», – тухловато тут у вас, как я погляжу.

– Спасибо, что согласился помочь, – Александру понадобилось некоторое усилие, чтобы сделать шаг навстречу и пожать протянутую руку.

– За последние часы диспозиция не изменилась? – Эдуард сразу дал понять, что всецело сосредоточен на стоящей перед ним задаче и не намерен отвлекаться на обсуждение старых претензий и сведение счетов. Пока, по крайней мере.

– Все по-прежнему, если не считать нового видеоролика, выложенного ими в Сеть буквально несколько минут назад. Нам пришлось его заблокировать, даже несмотря на возможные риски.