Падшие из ада - Илья Шумей

Несколько человек даже нашли в себе силы, чтобы попытаться танцевать под этот шизофренический вальс, сплетенный из фрагментов разных пьес, громоздящихся друг на друга подобно вагонам потерпевшего крушение поезда. Их движения получались столь же ломаными и хаотичными, придавая всему действу сюрреалистическую законченность.

Прямо на наших глазах один из скрипачей потерял сознание и с грохотом свалился на пол, где и остался лежать, а остальные продолжили играть как ни в чем не бывало, и, вообще, на потерю еще одного бойца никто не обратил ни малейшего внимания. Безумный концерт продолжался своим чередом.

От шума проснулся другой музыкант, спавший рядом. Он с трудом поднялся, сел на свой стул, прижал к себе виолончель и, не открывая глаз, возобновил свою партию. Хотя, как мне показалось, он играл что-то из совсем другого произведения, но на это всем также было наплевать.

– Какое-то… жуткое зрелище, тебе не кажется? – Кира испуганно сжала мою ладонь, – давай уйдем!

Я и сам чувствовал, как меня гипнотизирует вид этого сомнамбулического оркестра, как его рваные аккорды раздирают что-то в моей душе, вызывая почти физическую боль, от которой попеременно хотелось то закричать, то расплакаться.

– Да уж, – согласился я, поежившись, – этот ансамбль песни и пляски им. Святого Витта кого хочешь с ума свести может. Пошли отсюда! Ты случайно не знаешь, где тут лифты или лестницы?

Нашего ухода, как, впрочем, и нашего появления никто даже не заметил.

Выход на лестницу отыскался довольно скоро, но тут нас поджидал неприятный сюрприз. Дверь оказалась заперта. Такой поворот, признаюсь, меня изрядно обескуражил, поскольку я никак не мог понять, кому и зачем могло понадобиться блокировать эвакуационный выход. В «Айсберге» запертые двери, вообще, являлись редкостной экзотикой, а перекрывать пожарную лестницу – так и вовсе нонсенс!

Недоумения добавляло еще и то обстоятельство, что нигде на дверном полотне я не смог найти никаких признаков замка. Я несколько раз попробовал толкнуть дверь плечом, но она даже не шелохнулась.

Нам с Кирой ничего не оставалось, как вернуться в зал и отправиться на поиски другого выхода, благо пятидесятый этаж занимал огромную площадь, и аварийных выходов на нем должно быть предусмотрено много.

Однако на второй лестнице нас поджидала аналогичная ситуация, и до меня постепенно начало доходить понимание того, что все это не просто так.

Кто-то намеренно изолировал «Айсберг», заблокировав в нем всех его жильцов, отрезав их от жизненно необходимых коммуникаций и лишив средств к существованию. Все это выглядело как чудовищный натурный эксперимент, поставленный над несколькими тысячами ничего не подозревающих людей. Я так и видел, как некто в белом лабораторном халате, склонившись над микроскопом, бесстрастно наблюдает за суетой впавших в панику букашек и делает записи в своем блокноте.

«День 1 – первые вспышки немотивированного насилия».

«День 2 – начались драки за еду».

«День 3 – отмечены случаи каннибализма».

«День 4 – безумие приобрело массовый характер».

Я поделился своими мыслями с Кирой, но она упрямо заявила, что моя теория – еще не приговор, и мы отправились на поиски следующей лестницы.

Бредя по темным, погруженным в дымную пелену залам, обходя, а иногда и перешагивая через неподвижные тела, я неожиданно для себя сформулировал странную аналогию. Я вдруг понял, что именно напоминает мне это скопище людей, которые сломались, отказались от дальнейшей борьбы и, наплевав на все, просто валялись вповалку кто где и смиренно ожидали конца. Еще живые, но уже впустившие в свои сердца мысль о неминуемой скорой смерти.

Океанское дно.

Тьма, холод и полное отсутствие жизни. Где-то наверху морские обитатели бьются за место под солнцем, охотятся, убегают, рождаются, гибнут, а сюда, в мертвые глубины вечным снегопадом медленно падают их останки, год за годом наслаиваясь друг на друга и образуя многометровую толщу ила.

Так же и в «Айсберге» где-то на верхних этажах кипела и бурлила жизнь. Несколько своеобразная и местами безумная, но жизнь. А те, кто в нее не вписывался, бежали вниз и здесь, уткнувшись в тупик, оседали бесформенной массой, в которой уже ничего не происходило. Даже остаточного брожения.

«День 5 – апатия и смерть».

Впрочем, кое-где жизнь, ну, или какой-то ее эрзац, еще теплилась, а то и била ключом. Достаточно завернуть за угол…

Внезапно мы обнаружили, что прямо на нас несется толпа голых мужиков. В данном случае, когда я говорю «голых», то имею в виду совсем, то есть абсолютно голых. Здоровых, волосатых и совершенно нагих.

Зрелище оказалось настолько обескураживающим, что мы с Кирой просто остолбенели, раскрыв рты.

Впереди всех бежал человек, который, перекинув через плечо, тащил на себе женщину, тоже ню. Остальная орава, как выяснилось, гналась за ним. Разумеется, далеко с такой ношей ему уйти не удалось, и преследователи, настигнув его, сбили с ног и набросились на добычу, которая воспринимала все происходящее с олимпийским спокойствием. Мужик, правда, сдаваться так легко не собирался и вцепился в свою даму мертвой хваткой. Они начали тянуть ее в разные стороны что было сил, пока не раздался леденящий кровь хруст, и у несчастной не оторвалась голова.

Кира в ужасе пронзительно завизжала, а я несколько мгновений тупо таращился на свежую расчлененку, но вдруг сообразил, что не вижу крови, которой по идее должно было вылиться изрядно. Запоздало я разглядел торчащие из разодранной шеи проводки и трубочки.

– Это же синтетик! – я встряхнул жену за плечи, – успокойся, никого не убили. Это робот.

– Что? Правда? – Кира также присмотрелась к сцене более внимательно, – уф! Я же и в самом деле думала, что…

Она схватилась рукой за грудь, пытаясь угомонить скачущее сердце и с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться в истерику. На ее лице плясали борющиеся друг с другом желания расхохотаться или вновь удариться в слезы.

Голый отряд заметно сник, опечаленный таким прискорбным исходом их охоты. Они молча стояли вокруг обезглавленного тела в немой печали, раздумывая, как быть дальше. Издалека доносилась исполняемая изможденным оркестром тоскливая музыка, добавляя сцене характерный колорит сумасшедшего дома. Быстрее прочих сориентировался тот самый тип, за которым все гнались. Он быстро подхватил то, что осталось от его пассии, закинул на спину и был таков, оставив своих преследователей наедине с бесполезной мертвой головой.

В наступившей тишине стали слышны доносившиеся из квартала впереди звуки. Тот сектор этажа занимали клубы, предоставляющие услуги по организации досуга и развлечений «для взрослых». И от этих звуков мне стало немного не по себе. По степени тошнотворности они вполне могли конкурировать с хрустом ломаемой шеи. Визг, крики, громкие ритмичные охи и ахи – все говорило о том, что там развернулась дикая и безудержная оргия, в которой принимал участие не один десяток человек. И бушевала она, надо полагать, уже не первый день! Без сна, отдыха и перерывов.