Живые и мертвые - Неле Нойхаус

– Одну минуту, я позову мужа. – Женщина исчезла, не предложив им сесть. Пия, Джем и Ким переглянулись и незаметно огляделись вокруг. На комоде стояли многочисленные фотографии в рамках, и Пия принялась их с любопытством разглядывать. На большинстве фотографий была Кирстен Штадлер или ее дети в разном возрасте, зятя не было ни на одной фотографии. На стене висели фотографии покойной дочери. Кирстен Штадлер была симпатичной девушкой, а потом привлекательной женщиной с искренней улыбкой.

Прошла целая вечность, пока не появилась фрау Винклер, ведя за собой супруга. Он был значительно выше жены, лысый, с худым лицом и злобными складками вокруг рта. В его светлых глазах затаилась та самая раздражительность, которая только и ждет повода, чтобы вырваться наружу. Он с первого взгляда не понравился Пии.

– А, полиция. А позднее не могли прийти? – проворчал Йоахим Винклер вместо приветствия и демонстративно сунул руки в карманы брюк. Пия ничего не ответила, и какое-то время в комнате царило неловкое молчание. В доме было очень жарко, и Пия почувствовала, что вся покрывается потом. У нее пересохло во рту и начала болеть голова.

– Что вам угодно? – спросил Винклер резко.

– Вы, вероятно, уже знаете от вашего зятя Дирка Штадлера, что убийства, совершенные в последнее время неким снайпером, судя по всему, связаны со смертью вашей дочери, – начала Пия без каких-либо прелюдий. Неподвижная физиономия Винклера помрачнела, как только она упомянула имя его зятя.

– Нет, мы этого не знали, – пробурчал Йоахим Винклер. – Мы не поддерживаем отношения с мужем нашей дочери.

Ни он, ни его жена не хотели знать, о какой связи идет речь. На их лицах читалось напряжение, но никакого особого удивления и уж тем более интереса. Поразительная реакция.

– Убивают родственников людей, которые могут быть связаны со смертью вашей дочери, – продолжала Пия. – Господин Штадлер сказал, что он предполагает, что, возможно, вы тоже имеете к этому какое-то отношение.

Она уловила ошеломленный взгляд Джема, но слишком поздно поняла свою оплошность.

– Что? – взорвался Йоахим Винклер и побагровел от возмущения. – Да как смеет этот тип утверждать нечто подобное?

Разговор зашел в тупик, практически не начавшись. Неловкую формулировку Пии, которая привела Винклера в бешенство, можно было объяснить ее переутомлением или инстинктивной антипатией, которая у нее возникла к тестю Штадлера. Но она как профессионал не должна была позволить себе идти на поводу у усталости! Будет лучше, если она передаст эту миссию Джему, он сможет вести беседу более дипломатично, чем она.

– Не волнуйся, Йохен. – Его жена тронула мужа за плечо, пытаясь его успокоить, но тот резко увернулся.

– Я не собираюсь слушать эту чушь! – фыркнул Винклер в ярости. – Оставьте меня в покое!

Он круто повернулся и на негнущихся ногах удалился. Через некоторое время где-то в доме раздался громкий звук телевизора.

– Извините, пожалуйста. – Пия с сожалением пожала плечами. – Я несколько неловко выразилась, но мы уже несколько дней находимся под сильным давлением.

– Ничего. – Лидия Винклер с трудом улыбнулась. – Мой муж все еще очень восприимчив, когда речь идет о Кирстен. Он, как и прежде, во всем винит себя.

Хелен Штадлер обвиняла себя в смерти своей матери, а теперь еще и ее дед?

– Но ваша дочь умерла от кровоизлияния в мозг, – сказала Пия. – В этом никто не виноват.

– Мы все пережили тяжелые времена. Из-за смерти дочери распалась вся семья. Всегда тяжело смириться с внезапной, неожиданной смертью, но если добавляются еще и такие обстоятельства, то это превращается в настоящее испытание.

– Какие обстоятельства вы имеете в виду? – поинтересовался Джем.

– Это длинная история. – Лидия Винклер вздохнула и указала на диван. – Проходите и садитесь.

* * *

Каролина Альбрехт бывала на многих пресс-конференциях, но всегда входила в число тех, кто сидел на подиуме. Сейчас она стояла в толпе жаждущих сенсации журналистов, операторов и фотографов в ожидании заявления полиции. Константин Фабер действительно прислал ей письмо, где сообщил о назначенной на ближайшее время пресс-конференции, но тут же приписал, что сам он не будет на ней присутствовать. Наплыв журналистов был огромным, и никто не проверял аккредитацию и удостоверения прессы, поэтому она без проблем прошла в зал.

В начале восьмого полицейские и прокурор наконец поднялись на сцену и сели за длинный стол, перед которым громоздился лес микрофонов. Вспыхнули прожекторы, засверкали вспышки. Руководитель уголовной полиции Хофхайма, энергичная рыжеволосая дама в костюме бутылочного цвета, первой взяла слово и, на удивление Каролины, действительно выложила все факты. Она предполагала, что полиция и дальше будет скрытничать и маскировать свои неудачи в расследовании и совсем не рассчитывала на откровенность.

– Вам нет необходимости все за мной записывать, – сказала доктор Николя Энгель присутствующим журналистам. – Мы подготовили подробное заявление для прессы, в котором содержатся все данные и факты. Спасибо за внимание. Можете задавать вопросы.

Начался настоящий штурм, все повскакали с мест и стали наперебой кричать. Две молодые женщины с микрофонами в руках были не в состоянии справиться с толпой, пока, наконец, не вмешалась рыжеволосая и не стала по очереди давать слово журналистам.

– У вас уже есть «горячий след»? – спросил кто-то.

В зале стало совсем тихо, только щелкали пусковые кнопки камер и сверкали вспышки.

– К сожалению, нет, – ответил главный комиссар фон Боденштайн спокойным голосом. – Сегодня вечером мы представили вам все факты, которыми располагаем. Мы вас будем немедленно информировать, как только узнаем что-то, что могло бы успокоить напуганных людей. Но пока мы, увы, не очень далеко продвинулись. Поэтому мы хотели бы попросить всех жителей Рейн-Майнского региона быть очень внимательными. Но мы можем с уверенностью утверждать, что преступник не без разбора выискивает свои жертвы. Большего, к сожалению, я сказать пока не могу.

Без четверти восемь пресс-конференция завершилась. Зал мгновенно опустел, остались лишь несколько телевизионщиков, упаковывавших свои камеры. Каролина спрашивала себя, зачем она вообще сюда явилась. У нее создалось впечатление, что память о ее матери, которая обозначалась лишь как жертва № 2, была замарана. Больше всего ей хотелось взять микрофон и наорать на эту жаждущую сенсации свору, чтобы они прекратили наконец вести себя столь бесцеремонно, но тогда бы они наверняка набросились на нее как на дочь жертвы № 2 и попытались заполучить дополнительную информацию или фотографии, чтобы – и это было еще хуже – сделать из этого сентиментальную историю одной судьбы.

Каролина пересекла фойе ратуши и увидела комиссара фон Боденштайна, которого осаждал какой-то репортер. На сумке, висевшей у него через плечо, было написано «Эхо Таунуса», что вызвало у нее любопытство. Значит, Фабер, этот трус, прислал кого-то из подчиненных, вместо того чтобы приехать самому! Она замедлила шаги и прислушилась.